Гибель химеры (Тайная история Погорынья) - [69]

— Так точно! — два мальчишеских голоса слились в один.

— Молодцы, — не удержался от похвалы подошедший Глеб, глядя, как лихо оба взмывают в седла, — хорошо вас наставник Тит учит.

— Он говорит, умри, а весточку доставь! — откликнулся старший.

— Вы уж, ребятки, сделайте, а умирать погодите, ладно? — улыбнулся Мишка. — С Богом!

Отправив гонцов, боярич вернулся к усадьбе Федора, где его перехватил старший наставник:

— Поди и не ел сегодня?

— Да кусок в горло не лезет, переживаю, как ребята доедут — путь неблизкий, вдруг кто из беглых им встретится?

— Брось дурью маяться, боярич! Мы же с той стороны пришли и находники это знают, потому на полдень никто из них бежать и не пытался. Так что дорога сейчас вполне безопасна, — отмахнулся от мишкиных опасений Рудный воевода. — Пошли-ка со мной, поснидаешь, заодно и услышишь кое-что интересное.

Стоило устроиться в укромной клети за сенями гридни, перед ними сразу выросло на столе по большой миске, с верхом наполненной кашей, заправленной кусками мяса. Стряпуха — рябая девка, долговязая и неимоверно тощая для такого сытного места, как поварня, — выставила на стол кувшин с квасом и вопросительно уставилась на Алексея. Тот достал ложку из-за голенища и кивнул:

— Ты что ли Сухиной будешь? Давай, рассказывай все по порядку. С самого первого дня, как здесь находники объявились.

Девка, сложив на груди руки, отрицательно замотала головой. — Не видела ничего, все у печи, да у печи.

— А не твоя ли понева на колу вздернута?

Слезы хлынули ручьем, сопровождаемые всхлипываниями и причитаниями. Среди них Михайла с трудом различил:

— Не виноватая я. Он сам пришел.

Стряпухе явно не хотелось делиться пережитым, но Рудный Воевода был не из тех людей, с кем удается отмолчаться. Оставалось только внимательно слушать и наводящими вопросами подталкивать рассказ в нужную сторону

Надо же было так случиться, что старшую повариху боярского подворья, сразу увезли захватившие Погост вои. А вот ей и Чаре поручили стряпать на всех, пока оставшиеся победители грузят на лодьи добро из захваченных изб. Мужи, что кормились на боярском подворье, сказывали, мол старший ихний указ дал, чтобы девок не трогали, а велели им печь хлеба да каши варить. Вот они и расстарались. Сами! И получилось вкуснее, чем у Станы. Чара травки добавила, не те, что повариха пользовала, а свои, особенные. Вот и тогда от варева шел одурманивающий аромат, что у самой слюньки текли.

На второй день довелось Сухине нести горячий горшок к старомудомишку, в которомотдельно от воев разместились писарь Буська-Грызло и молодой приказчик, что, со слов Чары, не раз приезжал на Погост с товаром. Оба крепко сдружились и теперь, когда дом писарязанял десяток ратных, приятелипоселились в жилье обозника Ермолы, что полез с топором на находников, за что был забит насмерть.

Непонятное что-то было с этими двумя. Вроде пленники, но не сидели связанные в амбаре, как прочие, даже ходить по усадьбе не воспрещал им никто. Однако, за тын не пускали и столоваться со всеми мужами, среди которых и освобожденные из полона холопы были, в повалушу боярскую не пускали, да частенько к начальному человеку кликали. О чем уж там разговоры велись, стряпуха не слышала, но, видать, полезными оказались писарь с приказчиком, что их так жаловали.

Чара расхваливала этого молодца — Спиридона именем — какой пригожий и обходительный, да почему его держат не как узника, а как гостя. Мол, сам намедни поведал, что не было ни в чем его вины. И помог пришлым, и удачу принес. Да видать зависть людская в оговорах не скудеет, что многие бабы и мужики, кои из холопства освободились, на него косятся.

Напарница вновь хотела горшок отнести, но все же уступила ей, как старшей. А не надо было рассказывать про то, какой он молодец справный, да учтивый. По всему выходило, что Спиридон был противоположностьюГрызлу, что при любой возможности норовил свою власть показать, когда словами, а зачастую и плетью, начиная с первого дня, когда тетка отдала ее боярину Федору в услужение. Батина сестра была ненамного и старше, но после смерти родителей и трех братишек, сгинувших разом в моровое поветрие, осталась большухой и крутила бабами в оскудевшем роду по одной ей понятному умыслу.

Внутри избенки со света показалось темно. Волоковое оконце помещалось ровно напротив низенькой двери, оттого по бокам ни зги не видать было. Растерялась, покрутилась у входа, и, бухнув горшок на земляной пол перед окном, поклонилась вправо, где очаг во всех жилищах бывает.

— Что за красна девица к нам пришла, яства дивные принесла? — тихиеласковые слова раздавались откуда-то сбоку. Присмотревшись, различила фигуры двух человек на лавках у боковой стены, один из которых приподнялся на локте и поманил Сухину к себе. Именно ему принадлежал вкрадчивый голос.

— Плыви сюда, лебедь белая. Давно я не видал такой красы. Словно солнышко в нашу нору заглянуло.

— Я поесть принесла. Кушайте побыстрее, да горшок заберу.

Буська поднялся первым, сгреб с массивного стола берестяные свитки на освободившуюся лавку, достал из-за пояса ложку и уставился на Сухину:

— Ну? Что принесла?