Гибель богов - [4]

Нюша старательно все припоминала, не замечая того, что лейтенант ставит ей ловушки и, тихо радуясь, что-то мелким почерком у себя записывает в тетрадь. За последнее время нервы ее поизносились, но она не придавала значения этим его хитростям, а простодушно припоминала все, думая, что правда всегда есть правда, она к правде и вынесет.

— А скажите, — лейтенант не глядел ей в глаза, — вы с Акишиевым жили?

— Я?

— Да, вы.

— Я-то? Там не жила.

— А так, значит, жили?

— А так… так… жила…

— А почему же там не жили? Он, что же, не хотел этого?

— Нет, что вы! — усмехнулась вдруг. — Он всегда этого хотел. Но, сами посудите, их в артели было девять человек. Они были там всегда вместе. Все на виду.

— Но могли же вы… Скажем, уйти куда-то? Или Акишиев мог остаться нечаянно перед работой.

— Он не позволял расслабляться. Работа ведь общая. Как же он стал бы баловством заниматься, когда люди бы работали?

— А вы, что же? Не вызывали его на это?

— Я?

— Вы. Вы же по пятам преследовали его, всем твердили, что любите его за неописуемую его красоту.

— Когда любят, не говорят громко. Мне и того хватало, что рядом был.

— А, говорят, вы демонстрировали всюду вашу взаимную привязанность.

— Не радуйся, найдя, не тужи, потеряв, молвит пословица. Я радоваться-то боялась, а потеряв, тужу. И тужить буду.

— Вы себе представляете, что вас ожидает, если вина ваша подтвердится?

— Да уж представляю. Душа-то у меня давно в предчувствии горьком разрывалась. А пришла беда — отворяй ворота. Хоть и ворот нету теперь…

6

Березовую скамейку Саша Акишиев сотворил (он все ловко сотворял) весной позапрошлого года, сразу же это было по приезде. Откуда он приехал-то в этот богом забытый край? Дело житейское — демобилизовавшись, Сашка рванул на север. Родом сам он был из-под Чернигова, сельский парень. Дома мать-старуха и две старших сестры (когда Клавка отписала матери о Сашкиной смерти со всеми подробностями, то получилось нехорошо — мамаша не выдержала и вскорости померла, может, правда, это и придумки разные, человек помирает от старости), живут — не разгонишься. Да и колхоз беден землями — болота, болота. Захудалое хозяйство.

Приехал Саша сюда еще в военном обмундировании, так пришел и наниматься к директору совхоза. У того на счету рабочей силы — раз, два и обчелся, не стал спрашивать, как попал сюда — зачислил в лесорубы без промедления. Как потом оказалось, Сашка сел на пароход — Мошку — и врезал вниз по течению, по славной реке Сур и ехал, по совету северных летунов, до тех пор, пока не появилось это вот село на пригорке.

Поселок оказался большим, Сашке повезло и с квартирой — загадочно улыбнувшись, посоветовал директор обосноваться пока у Клавки-бухгалтерши, дом у нее большой, наш, совхозовский, муж недавно скончался — «баба она требовательная, ха-ха-ха», — и помощь будет, «дрова, понимаешь, бичи за пол-литровку колют, да и с водой — поноси ее, напасись». — «Водопровода и у нас в селе нету», — хохотнул и Сашка, — идея жить в одном дому с молодой вдовой женщиной ему, после солдатских двух лет, понравилась, во всяком случае он на корню ее не зарубил. Ешь, говорят, пока рот свеж, — ощерил зубы и бригадир Иннокентий Григорьев, позже снятый за злоупотребление спиртными напитками.

Вместе с Метляевым они и привели нового квартиранта к Клавке. Был выходной, и она прибиралась по хозяйству, простоволосая, в халатике выше колен и с приоткрытой грудью. На Сашку взглянула лишь раз, а то зачала проявлять неудовольствие: и дитям неудобно (Зоя-то, гляди, взрослая уж), и самой хлопотно с чужим человеком в дому, сами как сели, как встали — один бог судья, а им, — она кивнула на присмиревшего Сашку, присевшего на краешек стула, — может, и не завсегда в угоду.

— Ты, Клавка, давай не финти, — сказал Метляев, как оказалось, на довольно солидном подпитьи, это с виду незаметно. — Бери, что дають! Не то уведем.

— Сама посуди, Клавка, — вступился за Сашку и Иннокентий Григорьев, человек уже при деле, назначили на работу, разболтаться он ишо не успел.

— К директору пришел наниматься в трезвом состоянии, — как аргумент в Сашкину защиту выдал Метляев.

— Вы все такие на первый взгляд, — не сдавалась Клавка. — А потом и водка, и карты, и руки в ход…

В комнате, где предстояло жить Сашке, было тихо, уютно; в ней было два окна, кровать, а на стене — даже произведение искусства, как прочитал отсюда острым глазом Сашка, «На Геннисарецком озере»; валуны были выписаны так, что Сашка не выдержал, встал и потрогал их — хотелось на них присесть.

Оказалось, что рисовал их год тому назад скончавшийся супруг Клавки, он бы, наверное, дорисовал и вторую картину «Три царевны подземного царства», но, как сказал Метляев, запил горькую, скрывшись на время в неизвестном направлении, а уж когда его нашли, оказался он мертвым.

Сашка никогда в отдельной комнате не жил, душа его знала меру. Не стал он острословничать, остроумничать; да и баба была в соку, цену не заламывала, лишь чуть играла, потому как Сашка почувствовал: он ей понравился, во всяком случае больше словами она поражения ему не наносила. Он и не догадался, как проигрался.