Гианэя - [25]

— Будь уверен, что скажу то же самое.

— Сомневаюсь. Космос затягивает.

Второй гудок призывно пронесся над ракетодромом.

— Он должен вернуться через две недели, — сказала Марина, пристально всматриваясь в небо, где уже ничего не было видно. — Я буду очень беспокоиться все это время. Да и не только я, — прибавила она, имея в виду своих родителей, сестер и братьев. — Все же такие полеты опасны.

— Ну, какая же опасность, — ответил Синицын. — Звездолеты надежны. Идем, Мариночка! А то на лайнер опоздаем.

Она еще раз взглянула в ясную даль неба, словно надеясь увидеть далекие уже корабли эскадрильи.

— Нужно время, и немалое, — сказала она, — чтобы люди привыкли относиться к звездолетам так, как относятся к самолетам. А ведь было время, и совсем не так давно, когда и самолеты казались опасными.

— Конечно! Так всегда бывает. А потом появится что-нибудь новое, не известное нам сейчас, и тогда люди станут говорить о звездолетах, как ты говоришь о самолетах. Ну, и так далее, — закончил Сергей.

7

Ходить было трудно. Сильно намагниченные подошвы ботинок плотно прилипали к металлическому полу, и для того чтобы сделать шаг, приходилось применять значительное мускульное усилие. Но и это не создавало устойчивости. Почти полное отсутствие веса давало себя чувствовать. Словно на палубе судна в сильную бурю, люди качались на ходу, принимая самые причудливые положения. Но и немыслимый на Земле наклон тела не приводил к падению — падать было некуда. Гермес притягивал к себе с ничтожной силой. Легкое усилие — и человек выпрямлялся, чтобы через секунду начать новое «падение». И так без конца.

Подобная ходьба утомляла больше, чем самые длительные пешеходные прогулки на Земле.

А если сбросить обувь, человек мог летать. Ничего не стоило подняться к самой верхней точке сферического купола в помещении обсерватории. Для этого нужно было только слегка оттолкнуться от пола. А спуск, под действием силы тяжести, происходил так невыносимо медленно, что Виктор Муратов, из любопытства испробовавший однажды такой «полет», не испытывал никакого желания повторить его. Беспомощно висеть в воздухе, не имея ни малейшей возможности что-либо изменить, было очень неприятно.

Виктору вообще не нравилось пребывание на Гермесе. Он с нетерпением ожидал старта в обратный путь. С удивлением наблюдал он, с каким интересом и даже энтузиазмом воспринимали все окружающее его спутники, и не понимал их. Космос не оказывал на него никакого «притягивающего» действия, как это было с другими. Картины звездного неба казались ему однообразными и скучными, невесомость — тягостной, условия быта — раздражающими. Он с улыбкой вспоминал предсказание Сергея. Старый друг ошибался. Ни на какой космос он, Виктор, не променяет родную Землю.

Еще четверо суток этой пытки, и он будет дома!

Шли последние контрольные наблюдения. Уже более ста часов Гермес летел по новой орбите, постепенно приближаясь к Венере. А затем он обогнет Меркурии и начнет долгий, на годы, полет в глубь Солнечной системы, к ее окраинам, к самой отдаленной из планет — Плутону.

Изменение траектории полета астероида прошло в полном соответствии с расчетами. Виктор гордился этим. С Земли было получено множество поздравительных радиограмм. Вся планета радовалась достигнутому успеху.

Да, сделано большое и нужное дело! Но ведь оно сделано. Значит, можно со спокойной совестью покинуть неуютный космос, вернуться на Землю, взяться за новую, не менее нужную и интересную работу. На родине тысячи дел!

Муратова нисколько не беспокоили результаты последних вычислений, производимых на этот раз самим Жаном Легерье. Все правильно! Астероид летит так, как это было рассчитано еще на Земле. Достигнув Юпитера, он повернет, повинуясь могучей силе притяжения гиганта Солнечной системы, к Сатурну, а тот, в свою очередь, изменит траекторию, направив ее к Урану. И так далее. Планеты будут передавать астероид-обсерваторию друг другу, как эстафету. Нет никакой необходимости в повторных проверках. Вспомогательная эскадрилья могла бы еще вчера вылететь на родину. Но, мучимый нетерпением, Муратов хорошо понимал, что осторожность Легерье обоснованна и необходима. В сравнении с исполинским расстоянием, которое предстояло пролететь Гермесу, уже проделанный путь — ничтожен. Четыре проверки, по четырем данным наблюдений, произведенные четырьмя математиками независимо друг от друга, — это уже полная гарантия!

Но завтра… впрочем, какое же завтра, когда нет ни дня, ни ночи, ни восхода, ни захода Солнца… через восемнадцать часов все будет кончено. Легерье скажет долгожданные слова: «Все в порядке» — и Муратов будет свободен.

Ни за что на свете он не задержится здесь ни на одну минуту!

Если бы Виктор мог знать сейчас, что задержится в этом, неприятном ему, месте на целых трое суток!

Необъяснимое, чудовищно неправдоподобное событие было совсем, совсем близко!

Но будущее скрыто от человека законом причинности.

Держась за многочисленные стенные ремни, всеми силами удерживая тело в вертикальном положении, Муратов медленно шел в кают-компанию спутника. Это старинное название, взятое из лексикона давно исчезнувшего военно-морского флота, прочно держалось у космолетчиков, и казалось Муратову нелепым. Какие каюты, когда все помещения, примыкающие к центральному павильону, представляли собой обыкновенные комнаты. Правда, у них были прозрачные потолки, но этого не было на морских кораблях. В каютах должны быть иллюминаторы, а здесь никаких окон вообще не было.