Гевара по прозвищу Че - [16]

Они выехали в Гватемалу, где братья рассчитывали продать автомобиль, но деньги закончились раньше, так что они принялись продавать его по частям: сначала домкрат, затем фары и все остальное, что удалось сбыть. На том, что осталось, им предстояло добраться до Гватемалы.

6. Гватемала: момент истины.

 В декабре 1953 года Эрнесто написал матери:

«Это единственная заслуживающая внимания страна в Центральной Америке несмотря даже на то, что ее столица не больше, чем Баия-Бланка, и совершенно сонная. Конечно, все режимы теряют что-то из своего облика, когда встретишься с ними вплотную; здесь, будто специально для того, чтобы подтвердить правило, видишь произвол и грабежи, но здесь же существует реальная атмосфера демократии и сотрудничества, возникшая благодаря иностранцам, которые по тем или иным причинам бросили здесь якорь».

Место, чтобы бросить якорь? Надолго ли? В Гватемале, стране, сотрясаемой переменами, которые осуществляло либеральное народное правительство под руководством президента Хакобо Арбенса, находившегося на ножах с американскими монополиями?

20 декабря, через несколько дней после прибытия в город Гватемалу, столицу этого государства, Эрнесто отправился на встречу с перуанкой по имени Ильда Гадеа, одной из неисчерпаемого списка латиноамериканских изгнанников, которыми изобиловал город, чтобы выяснить, не может ли она помочь им найти недорогое жилье. Вот как Ильда описывает свою первую встречу с этими двумя молодыми людьми:

«Им было примерно по двадцать пять — двадцать шесть лет, на вид они были худощавыми и более рослыми, чем большинство обитателей нашей части мира — что-то около пяти футов и девяти-десяти дюймов. Гевара, очень незагорелый и бледный, с каштановыми волосами, большими выразительными глазами, коротким носом, правильными чертами лица, казался в целом очень красивым... У него был чуть хрипловатый, очень мужественный голос, которого трудно было ожидать, судя по его довольно слабому сложению. Двигался он быстро и ловко, но при этом казалось, что он всегда спокоен. Я обратила внимание, что у него умный и проницательный взгляд и что его замечания очень остры. ...Он произвел на меня впечатление немного тщеславного и самодовольного человека... Позже я узнала, что обращение за помощью смущало Гевару, что он страдал от приступа астмы и поэтому был вынужден напрягать грудь, чтобы иметь возможность дышать... Как и многие латиноамериканцы, я настороженно относилась к аргентинцам».

Доброжелательное описание Ильды умалчивает о том, что Эрнесто был обут а ветхие, донельзя изношенные ботинки и имел одну-единственную рубаху, выбивавшуюся из-за пояса.

По совету Ильды Эрнесто, Гуало и Рохо переселились в ночлежку на Пятой улице.

Через несколько дней Эрнесто навестил коммерческий атташе аргентинского посольства, которому было суждено сыграть решающую роль в его жизни: он записал Гевару в штат в качестве своего помощника, а позднее предоставил ему безопасное убежище. Через три дня после первой встречи, во время которой Гевара мучился от астмы, благодарные аргентинцы посетили Ильду в ее пансионате. Ильда, конечно, не могла при первых встречах произвести на Эрнесто слишком сильное впечатление. Это была маленькая пухленькая интеллектуалка двадцати семи лет, на два года старше Гевары. От своей бабушки-индианки она унаследовала раскосые, как у азиатов, глаза. У нее было интересное политическое прошлое: диктатура генерала Мануэля Одрии выслали ее из Перу за активное участие в деятельности Американского народно-революционного альянса (АНРА), а в Гватемале она работала в правительственном агентстве, оказывавшем поддержку кооперативам и мелким фермерам. Одна из коллег Ильды, Мирна Торрес, оказалась больше увлечена вновь прибывшими и записала в своем дневнике 27 декабря: «Я встретила очень привлекательного аргентинского мальчика».

Тем временем Эрнесто наконец-то настигли те испытания и беды, которых, казалось бы, удалось избегать во время путешествия, и приступы астмы стали очень серьезными. Но мучения, однако, не помешали ему броситься на поиски работы. Через несколько дней после прибытия он написал матери:

«Сейчас я выясняю, смогу ли получить работу в лепрозории за 250 кетцалей1 со свободными вечерами, но пока что нет ничего определенного. Тем не менее я, конечно, так или иначе устроюсь, поскольку люди здесь доброжелательные, а докторов не хватает».

К группе изгнанников присоединился Гарольд Уайт, высокий, тощий седовласый американец лет пятидесяти, профессор философии («Я увлечен светскими беседами с гринго[8] , который не знает ни слова по-испански; так что мы создали наш собственный язык и творим совершенные чудеся. Одни говорят, что этот гринго оказался в изгнании не по своей воле, так как его преследовало ФБР, другие говорят, что он — агент ФБР. Достоверно то, что он пишет неистовые антиамериканские статьи и читает Гегеля, так что я не знаю, за какую команду он играет».) Другой новичок, Ньико Лопес, высокий неопрятный кубинец с курчавыми нечесаными волосами, был на четыре года моложе Эрнесто. Сын испанских иммигрантов, он бросил школу, организовал повстанческую группу, называвшую себя «Нищие», и 26 июля, одновременно со штурмом казарм Монкада, совершил налет на казармы Баямо на Кубе.