Гетто в огне - [15]
Нашим ответом был огонь. Каждый дом превратился в ощетинившуюся крепость. Со всех этажей, из всех окон рвалась ненависть к фашистским каскам и их сердцам.
В маленьком окне четвертого этажа на боевом посту наш пожилой солдат Диамант с длинной винтовкой времен русско-японской войны. Диамант флегматичен, его движения медленны, но целенаправленны. Молодые ребята, стоящие рядом, пытаются поторопить его. Но Диамант невозмутим. Он прижимает к телу винтовку и жмет на курок. Каждый выстрел находит своего немца.
В окне второго этажа с озлоблением бьет по фашистам Двойра. Те замечают ее и кричат: «Schau, Hans, eine Frau schiesst!»[6] Они пробуют достать ее, но тщетно. Она, видимо, отошла, так что немцы быстро уходят.
В парадном на первом этаже Шламек Шустер и Казик одну за другой бросают гранаты. Вскоре гранаты заканчиваются, хотя два немца все еще идут по внутреннему двору. Шламек достает бутылку с зажигательной смесью и кидает в немца, попадает точно по каске и фашист превращается в горящий факел.
Наши позиции были настолько неприступны, что фашисты вынуждены были отказаться от прямых атак. Они решили выкурить нас, подпалив фабрику со всех сторон. Огонь мгновенно распространился по всему блоку. Черный дым душил, обжигал глаза. Никто не хотел погибнуть в пламени. Мы решили рискнуть и любой ценой прорваться в центр гетто.
Пламя опаляет нашу одежду, она начинает тлеть. Тротуар плавится от жара и чернеет под нашими ботинками. Вся улица засыпана осколками стекла, ботинки тонут в липкой жиже. Подошвы раскаляются от жара каменного тротуара. Один за другим мы прорываемся через пожарище. От дома к дому, от двора к двору, не хватает воздуха, головы раздирает изнутри гул сотен стучащих молотков, беспрерывно падают горящие стропила, но наконец нам удается выбраться из зоны пожара — ощущение, будто из ада вырвались.
Но самая трудная часть пути еще впереди. В центр гетто ведет только одна дорога — через маленький пролом в пограничной стене, который охраняется с трех сторон украинскими жандармами и «темно-голубыми» (польской полицией). Пять групп боевиков должны проскользнуть через их заслоны. Один за другим, с обернутыми тряпками ботинками, чтоб заглушить звук шагов, группы Гутмана, Берлинского и Гринбаума прокладывают себе дорогу через пролом. Прорвались! Группа Юрека Блонеса идет замыкающей. В момент, когда первый из этой группы появляется на улице, весь стенной разлом освещает немецкий прожектор. Кажется, что это конец, никому не остаться в живых. И вдруг прицельный выстрел Романовича по прожектору буквально парализует немцев. Этого оказывается достаточно, чтоб группа успела перебраться на другую строну.
Мы продолжали сражаться в центральном гетто вместе с другими группами этого района. Тут тоже, как и в районе щеточной фабрики, почти невозможно свободно передвигаться по улицам. Случалось, что целые районы и улицы блокировались огромными пожарами. Пламя охватывало здания и внутренние дворы, с треском горели деревянные части, стены рушились. Нечем было дышать. Черный тяжелый дым и жар исходили от раскаленных стен, от пылающих каменных лестниц.
Пожар смог сделать то, что не удалось немцам. Тысячи людей погибли в пламени. Всюду стояло зловоние горящих тел. Обугленные трупы лежали вокруг, на балконах, в оконных проемах, на сохранившихся лестничных маршах. Пламя выгоняло людей из убежищ, заставляло их бросать подготовленные безопасные укрытия на чердаках и в подвалах. Во внутренних дворах тысячи людей стали легкой добычей немцев, которые упрятали их в тюрьму или уничтожили на месте. Измотанные до невозможности, они засыпали на дорогах, в подъездах, сидя, и их, спящих, фиксировал выстрел проходящего немца. Никто не обращал внимания на старика в углу, которому не суждено проснуться, на вот уже третий день холодную и мертвую мать… хватая пустую грудь, напрасно заходится криком младенец у нее на руках. Сотни людей кончали самоубийством, прыгая с верхних этажей жилых домов. Так матери спасали детей от ужасной смерти в огне. Польское население на Светожерской улице и на Красницкой площади наблюдало эти сцены.
После «показательных уроков» в центральном гетто и в районе щеточной фабрики немцы надеялись, что другие районы больше не будут сопротивляться «добровольной» депортации из гетто. Они объявили крайний срок для сбора, угрожая аналогичными репрессиями. Но на оставшихся в живых ни просьбы, ни угрозы уже не действовали.
Бойцы сопротивления повсюду были начеку. В районах Тоббенс и Шульц они начали с нападений на немецкие подразделения, направляющиеся в центральное гетто. С балконов, окон и крыш они закидывали грузовики с эсэсовцами ручными гранатами, бутылками с зажигательной смесью, стреляли по ним из пистолетов и немногочисленных винтовок. Взрывали даже грузовики, направляющиеся к «арийской стороне». Однажды Розовский и Шиомо, патрулируя свой район, увидели приближающийся немецкий грузовик. Быстро взобравшись на балкон, они сбросили на него 2-х килограммовый порошковый заряд, уничтожив 54 эсэсовцев из шестидесяти.
По истечении пяти дней (крайний срок для «добровольной» эвакуации) немцы начали «осваивать» территорию, но сразу же столкнулись с силами сопротивления. К сожалению, из-за отсутствия электроэнергии не удалось использовать заранее подготовленные ямы-ловушки. Но тяжелые бои продолжались. Боевики, забаррикадировались в зданиях и создавали серьезные препятствия на пути оккупантов. Как и в других районах гетто, каждый дом, ощетинившись, сражался. Особенно тяжелые бои шли в жилых домах: 41, 64 и 67 на улице Новолипки, 56 и 72 на улице Лешно.
Марек Эдельман (ум. 2009) — руководитель восстания в варшавском гетто в 1943 году — выпустил книгу «И была любовь в гетто». Она представляет собой его рассказ (записанный Паулой Савицкой в период с января до ноября 2008 года) о жизни в гетто, о том, что — как он сам говорит — «и там, в нечеловеческих условиях, люди переживали прекрасные минуты». Эдельман считает, что нужно, следуя ветхозаветным заповедям, учить (особенно молодежь) тому, что «зло — это зло, ненависть — зло, а любовь — обязанность». И его книга — такой урок, преподанный в яркой, безыскусной форме и оттого производящий на читателя необыкновенно сильное впечатление.В книгу включено предисловие известного польского писателя Яцека Бохенского, выступление Эдельмана на конференции «Польская память — еврейская память» в июне 1995 года и список упомянутых в книге людей с краткими сведениями о каждом.
В этой книге представлена полная запись бесед, которые вели с Мареком Эдельманом (1919–2009) польские журналисты Витольд Бересь и Кшиштоф Бурнетко незадолго до его смерти. Эдельман — один из тех, кто возглавлял сопротивление фашистам в Варшавском гетто, и единственный из руководителей восстания, уцелевший после его разгрома; впоследствии он стал кардиологом.Марек Эдельман был удивительным человеком. Знакомство с ним, в том числе через эту книгу, заставляет иначе взглянуть на мир, на то, что творится в мире, на собственную жизнь.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.