Герр Вольф - [27]

Генерал-лейтенант Йодль старался не смотреть на разбушевавшегося фюрера. По всему, у того снова разыгрался приступ жесточайшей эйфории. Смотреть на это было невыносимо, и даже «вернейший генерал» в сердцах подумал: «Да-а… жаль, но болезнь не пошла ему на пользу!»

Сейчас, стоя перед Гитлером в его рабочем кабинете, он покусывал пересохшие губы и тупо молчал. Говорить было бесполезно, а после стычки фюрера с Гальдером и чревато! Даже для него!

Да и как объяснить бывшему ефрейтору Первой мировой и при том при всем вождю всех немцев, уже одним мановением руки покорившему почти всю Европу и огромный кусок европейской части России, что сейчас на фронте творится нечто невероятное?!

Какой-то зловещий саспенс, когда волна, несущая твой корабль в ужасный шторм к спасительному берегу, на самом деле несет его на смертельные рифы. И самое страшное, что, кажется, все уже предрешено. После Миллерово ни одного серьезного окружения русских войск!

Русские продолжают отступать, не неся значительных потерь. Немцы захватывают пустые пространства, фактически без соприкосновения с противником. Пара перевернутых подвод, да конские трупы, да взорванные колодцы – вот и все, что встречается им на пути!

Чем ближе Кавказ, тем все эфемернее становится связь между отдельными полками и дивизиями. Иногда только клубы пыли на горизонте обозначают смежные колонны войск на флангах.

Теперь уже даже слепому – да всем, кроме фюрера! – было очевидно, что русский Генштаб сумел убедить Сталина отказаться от доктрины «ни шагу назад!» и в будущем гигантские котлы сорок первого с миллионами пленных исключены. А значит, постоянно ускользающий враг всегда будет впереди, и сколько бы немцы ни отхватывали этой выжженной кровавым солнцем степи, он будет так же неуловим, боеспособен и ужасен, как волк-оборотень – «Вервольф».

Йодлю до чертиков хотелось сказать обо всем этом фюреру, да просто выпалить ему все это прямо в лицо! Но он знал, что похожее и в весьма бесцеремонной форме уже высказал ему Гальдер.

– Вы лжете, Гальдер! – истерично крикнул тогда начальнику Генштаба фюрер.

– Вы лжете, Йодль! – точно так же крикнет он ему сейчас.

И Йодль только покорно кивнул головой.

Вдохновленный молчаливым согласием Йодля, Гитлер по-наполеоновски прикрыл ладонью глаза, на секунду задумался, словно прозревая туманное будущее, и вдруг, оторвав руку от лица, резко выбросил ее вперед.

– Йодль! Я уже не раз говорил, что всю ответственность за эту войну перед богом и немецким народом я беру на себя! У вас не должно быть никаких комплексов! Никаких сомнений! Вы все тут ни при чем! На ваши плечи ляжет только легкое бремя победы! А на мои…

Брови Гитлера тяжело сомкнулись, серое одутловатое лицо на миг показалось Йодлю стальным.

– У меня есть две возможности: либо успешно осуществить мои планы, либо проиграть. Если я выиграю, я стану одним из величайших людей в истории. Если проиграю…

Гитлер величественно вскинул голову, оставив незаконченной, быть может, самую сакраментальную для него мысль. В первую секунду Йодль был потрясен такой чудовищной откровенностью вождя. Но уже во вторую вдруг вспомнил, что нечто подобное Гитлер уже говорил, кажется, Шпееру в Оберзальцберге после рандеву с кардиналом Раульхабером. Кажется, Шпеер даже рассказал об этом при встрече с ним и Кейтелем. А может, это разнес по свету кто-то из друзей Шпеера.

Едва ли и сам фюрер, сказав столь исторические слова, не был заинтересован, чтобы они стали достоянием широкой общественности и были увековечены! Как бы то ни было, но теперь Йодль отчетливо, как перед смертью, вспомнил недосказанные слова фюрера.

– Если я проиграю… – он долго тянул тогда паузу, как будто боялся произнести неизбежное, – то буду проклят, презираем и осужден.

И от того, что фюрер почти слово в слово, но уже с нескрываемым театральным пафосом буквально «отлил в бронзе» то, что когда-то сокровенно поведал наедине Шпееру, показалось Йодлю несколько гротескным и даже смешным. В душе он даже позволил себе легкую полуулыбку, так как вспомнил, что «у меня есть две возможности» – было любимым выражением Гитлера. Тот повторял его настолько часто, что одна из служительниц Оберзальцберга как-то исподволь поддразнила его:

– Я знаю, что есть две возможности: либо пойдет дождь, либо не пойдет!

– Йодль! – свалился на генерал-лейтенанта словно налитый тяжелой водой голос Гитлера. – Это еще не все! Ночью я принял ряд важных решений, касающихся перестановок на Южном фронте, которые убедят всех, что моя воля по-прежнему превыше всего. Эти решения могут показаться вам странными, но они продиктованы моей интуицией, а моя интуиция пока, как супернадежнейший пистолет «вальтер», редко давала осечку! Я убежден, что никакое крючкотворство старых генералов никогда не заменит суровой нордической интуиции, потому что война всегда порождение скорее духа, чем ума! Бисмарка прозвали «железным канцлером», потому что он железной рукой претворял в жизнь тайные порывы своей души! Итак, я приказываю экстренно перебросить под Ленинград главные силы 11-й армии Манштейна. Еще до зимы Ленинград, эта цитадель большевизма, должен пасть к нашим ногам!