Герр Вольф - [22]

Впрочем, в жизни фюрер был крайне осторожен. Часто внезапно, без всяких предварительных уведомлений менял маршруты, переносил часы выступлений, упорно избегал всяких стереотипов, чтобы, как он сам говорил, спутывать карты врага.

Но в том, что, вопреки всем изощреннейшим мерам предосторожности и врожденного, звериного предощущения опасности, особенно до тридцать четвертого года, когда были ликвидированы все конкуренты за власть типа Рема, подстрелить, отравить, разбомбить и придушить его было порой намного проще, чем снискать его расположение, – сомнений у Раттенхубера не было.

Как бы то ни было, Раттенхубер был убежден, что Германия не может жить без фюрера, а фюрер – без идейных и наемных убийц. Даже если фюрера полюбят все, то всегда среди всех найдется хотя бы один ублюдок, который возненавидит его именно за то, что его любят все. За то, что все любят фюрера, а не его, и так далее.

И тут какой-нибудь безликий и непредсказуемый псих опаснее целой банды заговорщиков. Как этот… пароноидальный швейцарец Морис Баво, возомнивший себя борцом с нацизмом! Ну что ж, у каждого своя миссия. Гитлер пришел, чтобы спасти этот мир от евреев и большевиков, а Баво – от Гитлера!

Ему, видите ли, вздумалось застрелить фюрера из пистолета во время празднования Пивного путча. Еще один гребаный Герострат двадцатого века выискался! Но все просчитал до мелочей! Высмотрел, что фюрер всегда идет во главе колонны, раздобыл пистолет, набил руку, стреляя по деревьям, и в час X, как заправский наемный убийца, занял свое место во втором ряду, сразу же за оцеплением эсэсовцев.

Но провидение и на этот раз хранило шефа лучше любых телохранителей. Когда Гитлер поравнялся с Баво, стоящие в оцеплении эсэсовцы и другие сторонники фюрера вскинули руки в торжественном приветствии и полностью закрыли обзор стрелку. Вскоре мерзавца арестовали и гильотинировали.

Кстати, римское приветствие не раз спасало Гитлера от смерти, как будто благодарные немцы своими руками прикрывали его от врагов.

То, что Гитлера хранит провидение, а вовсе не его охрана, Раттенхубер убедился 8 ноября тридцать девятого года, когда какой-то, прости господи, мюнхенский столяр Иоганн Георг Эльзер заложил бомбу с часовым механизмом в одну из колонн перед самой трибуной вождя в пивной «Бюргербройкеллер», где фюрер традиционно встречался со старыми партайгеноссе, участниками Пивного путча. Но Гитлер вместо обычной трехчасовой речи ограничился часовым приветствием и, сославшись на важную встречу в Берлине, покинул пивную за семь минут до взрыва.

Что заставило словоохотливого Гитлера скомкать давно отрепетированную речь и покинуть столь горячо любимое им общество – неизвестно. Ходили смутные слухи, что он сам спланировал этот инцидент, чтобы одним махом избавиться от ставших чересчур назойливыми партийных камарадов. Так или иначе, но он остался цел, в отличие от многих камарадов, хотя бомба предназначалась именно ему, а вовсе не им.

За долгие годы охраны полубога Раттенхубер стал мастером своего дела. В «Вервольфе», как и во всех остальных ставках фюрера, был разработан особый режим пропуска к шефу, определен круг лиц, которым разрешалось находиться на территории ставки. Все – от почты, адресованной лично фюреру, до продуктов питания и медикаментов – проходило тщательный контроль. С помощью рентгена проверялись письма, посылки и бандероли. Не исключалась и вероятность использования врагами рейха «почтовых бомб».

Продукты питания поставлялись строго определенными фирмами. Заказ их по телефону был категорически запрещен. Даже минералка доставлялась в ставку спецкурьером и разливалась в бутылки только в присутствии спецагентов. Зелень, составлявшая большую часть рациона фюрера-вегетарианца, выращивалась в секретном огородном хозяйстве под Винницей, и начальник столовой лично отбирал ее к столу. Все медикаменты, предписанные профессором Мореллем, изготавливались под надзором проверенного гестапо специалиста-фармаколога и тоже доставлялись в ставку спецкурьером.

И все же СС-группенфюрер отлично знал, что самое слабое звено в этой цепи – человек. В отличие от продуктов и лекарств, до конца проверить его невозможно. К тому же он, шайсе, способен меняться, и, как правило, не в лучшую сторону. И в этом плане пример следует брать со Сталина, у которого человек находился под подозрением с момента рождения!

Раттенхубер в последний раз прочитал донесение Мюллера.

– Насчет майора, дружище Мюллер, нельзя ли… поопределеннее! – не без удовольствия сказал он вполголоса.

А еще ему в голову залетела шальная и, в общем-то, недостойная офицера СС мысль: а смог ли бы он, Иоганн Раттенхубер, в критический момент заслонить фюрера от пули своим телом?

Раттенхубер досадливо отмахнулся от нее, как от роя комаров и мух. Чушь! Он знает точно, что будет с фюрером до самого конца. Даже если придется оборонять от русских последний оплот рейха – фюрербункер под новой рейхсканцелярией, – он покинет его последним.

И в этом не должно быть никаких сомнений, как нет у него сомнений в том, что он, Иоганн Раттенхубер, сын Ганса Раттенхубера и Анны Раттенхубер, урожденной Коглер! Но ведь этого никогда не будет! Не может быть! Смешно даже думать об обороне рейхсканцелярии летом сорок второго, когда вермахт вот-вот прорвется к Кавказу и Сталинграду!