Героям не место в застенках - [27]

– Это как это? – сам у себя спросил Бузько, боясь пошевельнуться. – Где это я?

Память медленно, но верно восстанавливала события прошедших суток. Общий подъем в СИЗО, проверка, завтрак, потом ему сообщили, что сегодня он отправляется на этап, поскольку держать в СИЗО его больше не имеет смысла. Дескать, адвокат может сколь угодно долго подавать жалобы и протесты, затягивая таким образом отправку к месту отбытия наказания, а ты давай, отправляйся на зону.

Макар Капитонович ничего тогда не сказал помощнику прокурора. Молча выслушав его тираду, он развернулся и, доковыляв до шконки, повалился на нее, невежливо повернувшись к чиновнику спиной. От завтрака он отказался. На него опять навалились старые воспоминания…

…Была у Макара Капитоновича Бузько одна давняя привычка, которой он не изменял на протяжении тридцати с лишним лет. Появилась она не сразу и не вдруг. Как-то однажды, когда еще были силы и здоровье, Макар Капитонович проходил мимо училища МВД как раз в тот момент, когда там проходил выпуск молодых лейтенантов. Бузько невольно остановился. Он услышал начальные аккорды знаменитого марша «Прощание славянки». Бузько, тогда еще не старый, полный сил и здоровья мужчина, уцепился обеими руками за прутья училищной ограды так, что от напряжения побелели пальцы, прижался к ним лицом и, сам того не замечая, тихо запел:

Казаки уходили от Дона

Защищать на Балканах болгар,

И славянка-казачка у дома

Поцелуй отдавала свой в дар.

Полководец их Скобелев смелый

Поднимал казаков в смертный бой,

А труба, барабан и конь белый

Увлекали славян за собой…

Он и сам не помнил, когда и почему застряли в памяти слова этой песни. Наверное, где-то слышал их однажды, и вот теперь в такие торжественные минуты они нет-нет да и возникали в голове. На глазах навернулись слезы, но Бузько их не вытирал. Он ничего не видел, кроме развевающегося боевого знамени училища и ровного, монолитного строя выпускников, который чеканил шаг по плацу. Эта картина возвращала Бузько в его военное прошлое, которое началось за этой самой оградой в начале сороковых годов. Тогда в этом здании располагалась 5-я Особая школа НКВД специального назначения. В ней Макар Капитонович проучился с августа сорокового до начала Великой Отечественной войны.

В своей жизни полковник в отставке Макар Бузько видел много парадов и строевых смотров. Но тот июньский парадно-прощальный марш выпускников училища МВД врезался ему в память и перевернул всю душу. С тех пор он по возможности не пропускал ни одного выпуска.

Каждый год, несмотря ни на что, в один и тот же день в середине июля, Макар Капитонович приходил к ограде училища и долго смотрел, как совсем еще мальчишкам вручают новенькие лейтенантские погоны. С усмешкой наблюдал за неизвестно откуда взявшимся у них ритуалом – проходя строем перед трибуной, подбрасывать вверх мелочь, которая, падая на асфальт, издавала мелодичный звон.

Бузько невнимательно слушал, как почетные гости читают по бумажкам занудные напутственные речи, текст которых никогда не менялся. Речи были длинные и какие-то пресно-бездушные, никого не трогавшие за живое. С трепетом смотрел, как новоиспеченные лейтенанты прощаются со знаменем училища, опускаясь на одно колено и касаясь алого полотнища губами. И все эти минуты терпеливо ждал, когда прозвучит заветная для него команда:

– Училище! Под знамя – смирно! Лейтенанты, напра-во! Приготовиться для прощального торжественного марша! Оркестр – «Прощание славянки»!

При первых же звуках оркестра сердце у Макара Капитоновича замирало. Не осознавая, что делает, он мертвой хваткой впивался в прутья ограды и шевелил губами, напевая слова неизвестного автора о прощании донской казачки со своим мужем-казаком, уходившим защищать южных славян, и начинал беззвучно плакать.

Руководство училища вскоре заметило странного человека, каждый год стоящего во время выпуска у решетки забора. Начальник политотдела не раз приглашал его пройти на плац. Особенно настойчивыми эти приглашения стали после того, как в училище узнали, что Бузько – один из первых выпускников сорок первого года. Но он каждый раз отказывался. Макару Капитоновичу было дорого это место за оградой. Ему почему-то казалось, что именно здесь стояла его мама в том роковом июне, когда он спешно уходил на фронт в звании младшего лейтенанта.

Ее расстреляли как жену и мать красных командиров на второй день после того, как немцы вошли в Шяуляй. Выжившие в оккупации соседи рассказывали, что женщину выдал кто-то из литовских националистов. Случайно увидел на улице и тут же донес в комендатуру. После войны Бузько пытался найти этого мерзавца, но не смог…

Макар Капитонович отвлекся от своих воспоминаний. Конечно, СИЗО – тоже своего рода тюрьма, несвобода, но порядки в нем значительно мягче, чем в тюрьме строгого режима. Бузько припомнил, как после завтрака ему приказали собираться с вещами на выход. Потом долго держали в отдельном боксе, видимо, формировали этап. Потом вывели на тюремный двор, посадили в автозак, повезли. Потом был страшный удар по машине, в автозак ворвались какие-то люди, вытащили его из «стакана»…