Героический эпос народов СССР. Том 1 - [24]

Ничем они никогда не болели,

И отец до сих пор живет падишахом.

Отпустите меня, я к нему вернусь,

В пищу я вам все равно не гожусь,

Не режьте меня - я не съедобна.

Взяв воду из родника живого,

Тело мое мать омыла,

Потом в солнечных лучах искупала.

Имя матери моей - Койш,

Я же самого падишаха Самрау

Старшая дочь по имени Хумай.

Шульген хотел убить птицу, но Урал за нее заступился.

Хумай из здорового крыла выбросила три перышка, обрызгала их кровью из раны, и они упали на землю - появились три лебедя и, подхватив Хумай, ставшую красивой девушкой, унесли в небо.

Янбирде велел сыновьям идти вслед за лебедями и найти то место, где течет живой родник. А если в дороге встретится Смерть, срубить ей голову и принести ему.

Долго ехали на своих львах Шульген и Урал.

Однажды под огромным деревом увидели седобородого старца.

И сказал он им: "Налево пойдете - страну счастья падишаха Самрау увидите, направо пойдете - страну горя падишаха Катилы увидите".

Братья бросили жребий. Идти направо выпало Шульгену, но он, уговор нарушив, пошел налево. Урал не стал спорить со старшим братом и пошел направо - в страну горя. Много гор он перевалил, много рек переплыл и однажды в лесу увидел сгорбленную старуху. Она рассказала, плача, о страшных делах Катилы и умоляла Урала не ездить в эту страну. Но Урал так сказал:

Урал

Много я бурных рек переплыл,

Много хребтов перевалил,

Я людям зла не несу с собой,

Хочу я со Смертью вступить в бой.

И Смерть, которая прячется здесь,

Должен я непременно поймать

И с этой земли навсегда прогнать.

Если этого не сделаю я,

Что будет стоить вся жизнь моя?

Зачем мне ходить с именем Урал?

Такие слова, говорят, он сказал,

Сел на льва и поехал в страну падишаха Катилы.

Несколько дней прошло, говорят,

Урал подъехал к такому месту,

Где люди голые, словно только что рожденные,

Стоят, согнанные в большие толпы.

Смело к ним подошел Урал,

Горько плачущих утешал,

О своем намерении рассказал.

И один старик тогда сказал:

"Егет, по твоей одежде,

По тому, что ты на льве приехал,

Вижу, что ты человек нездешний.

Вон там - приближенные падишаха,

И среди них туре,

Взгляни - на стяге черные вороны изображены -

Они отсюда хорошо видны.

Каждый год в день рожденья Катилы,

В честь колодца, где воду брали

И в этой воде его искупали, -

Приносят богу кровавую жертву.

Видел ли ты воронов черных?

Вон они, видишь, на гору сели,

Жертву кровавую ожидая,

Ждут, когда девушек бросят в колодец,

Потом, когда девушки мертвыми станут,

Их вынут, и воронов черная стая,

Грозно крича и крылами махая,

Начнет мертвым мясом насыщаться...

А там вон, видишь, стоят егеты,

Собранные из разных родов егеты,

Стоят со связанными руками.

Из них дочь падишаха Катилы

Выберет себе одного егета,

Других во дворец возьмут, остальных же

Принесут тенгри в жертву".

Старик замолчал.

Ряды колыхнулись -

Это дочь падишаха явилась,

На трон золотой молча села,

Взмахнув рукой, нести приказала.

Четыре раба несли ношу,

А по бокам слуги шагали -

Важные да спесивые,

Отчужденные, горделивые.

Видом своим страх нагоняя,

Взором своим спесь выражая.

Обошла всех егетов дочь падишаха,

Ни один по душе ей не пришелся,

Повернулась, увидела Урала,

Подошла, в глаза ему заглянула,

С улыбкою яблоко протянула.

Взмахнув рукой, села на трон

И приказала нести во дворец...

А к Уралу со всех сторон

Бросились слуги. "Егет-молодец!

Дочь падишаха тебя полюбила,

Теперь ты станешь зятем Катилы!

Мы тебя отведем во дворец!"

И слышит народ - Урал отвечает:

"Ваших порядков я не знаю,

Во дворец идти не собираюсь,

К здешним обычаям хочу присмотреться.

А время придет - по любви, по сердцу,

Себе девушку я найду

И сам к ней подойду".

Слуги, обиженные таким ответом,

Отошли от Урала-егета

И девушке, которая во дворце ожидала,

Пошли рассказать об отказе Урала.

И вот на майдане затих гул,

Глашатай крикнул: "Падишах идет!"

Настороженно притих народ.

Рабы осторожно носилки несут,

На носилках - трон, а на нем падишах,

Четыре батыра сзади идут,

Не отставая ни на шаг.

Огромный, как обвешанный кладью верблюд,

Сопящий, как ожиревший медведь,

С налитыми кровью глазами,

Со вздутыми веками и бровями,

Со сросшимся, как у кабана, затылком,

С ногами, толстыми, как у слона,

С животом, раздувшимся, как хаба,

Кумысом наполненный до краев,

Явился Катила - злой падишах,

Видом своим нагоняя страх.

К толпе девушек он подошел,

Глазами красавицу отыскал,

Зубы велел слуге осмотреть,

Потом отбросил в сторону плеть,

Руку, закрывавшую румяное лицо,

Откинул резко, потрогал грудь,

Ладонями талию молча ощупал.

"Для дворца подойдет, - сказал Катила

Эй, слуги, других девушек осмотрите

И сколько надо - себе возьмите. -

Так падишах сказал, говорят,

К трону опять зашагал, говорят. -

А всех остальных в жертву отдайте

В честь колодца, где воду брали

И в этой воде меня искупали".

Тут дочь Катилы из дворца вернулась,

Подошла к Уралу и, в глаза ему глянув,

Со словами упрека обратилась:

"За что ты меня опозорил, егет?

Очернил лицо мое, гордый егет?

Я тебя среди сотни рабов отыскала,

Яблоко подарила, равным признала,

А ты отказался идти во дворец...»

Слова ее услышал отец,

Спросил: "Егет, из какого ты рода,