Героические злоключения Бальтазара Кобера - [62]

Когда, следуя вдоль Адидже, наш друг к полудню достиг окрестностей Тренто, он был удивлен, что не слышит больше языка германской семьи, а слышит что-то, напоминающее тяжеловесную латынь. Это был говор Доломитских Альп, которого он совершенно не понимал. К счастью, его флорины здесь взяли охотно, и он нашел, куда поставить свою лошадь и где переночевать. Что касается обеда, то ему предложили кукурузную кашу и птичьи потроха, съесть которые ему стоило большого труда. Зато сам город Тренто показался Бальтазару очень приятным, тем более, что именно здесь состоялся Вселенский Собор, и он в течение трех часов гулял по торговым улочкам. Он купил себе здесь зеленую шляпу, которая придала ему достаточно внушительный вид, в чем он очень нуждался.

На следующий день наш друг отправился верхом в Тревизо. Не успел он проехать и нескольких миль, как его догнал всадник на полузагнанной, покрытой пылью и потом лошади. Это был Матьяш Матьяш, которого похитители отпустили на свободу, как только обнаружили свою ошибку, не забыв, впрочем, хорошенько его поколотить. Бедняга был весь в синяках и весьма недоволен.

– Они искали вас, – объяснил он. – По их словам, вы сообщник самого Люцифера, способный превращаться в кота, в летучую мышь, а возможно, даже и в свинью… Но кто они, эти люди?

Пока лошади бежали легкой рысью по направлению к Тревизо, Бальтазар рассказал своему новому другу о своих похождениях. Матьяш был поражен.

– А я то полагал, что Лютер принес нам свободу мысли! – воскликнул он. Потом глубокомысленно заметил: – In tenebris clarius…[38]

– О! – сказал Бальтазар. – Не все наши лютеране похожи на Дитриха Франкенберга или на этого Шеделя! Большинство из них хорошие пастыри, но эти двое смешивают свою духовную миссию и то, что они называют своей гражданской обязанностью. Фридрих Каммершульце – это философ, построивший свою систему взглядов на алхимии и каббале. Они же объявили его колдуном, некромантом, да еще и политическим заговорщиком. Невозможно представить себе что-то более бессмысленное!

Они прибыли в Тревизо через три дня без особых происшествий. Два молодых человека в конце концов побратались, и Бальтазар смог получить от Матьяша некоторые начальные познания в венецианском языке, что весьма его позабавило, так как это язык очень красочный. При въезде в город стояла гостиница под Гусем и Рашпером, и наш друг тайно осведомился у матери, известно ли ей что-нибудь о Паппагалло. Она принимала его пять месяцев тому назад, когда он со своей странствующей труппой давали представление на площади возле церкви Сан Никколо. После этого она больше ничего о нем не слышала. Вестники, которые останавливались в ее гостинице, были каменщиками, работающими на сооружении военных укреплений. Двое из них когда-то работали в Кобурге, но ничего не помнили о людях, которых они тогда знали. Получалось так, что Бальтазар продвигался вперед, как слепой, не зная, где находятся его друзья. Оставался только венецианский адрес Баттисты Строцци, который, вероятно, сможет помочь ему в поисках.

21

Они провели в Тревизо шестнадцать дней. Матьяш Матьяш имел там знакомых студентов, которые, как и он, увлекались эмблематикой. Эта наука мало интересовала Бальтазара, и он использовал эти дни, чтобы побродить по городу. Так открыл он мастерскую Антеньяти, органистов, которая в те времена находилась на площади Панталеоне, напротив статуи слона, несущего на спине обелиск.

Антеньяти испытывали к органу уважение, какое афиняне чувствовали к гармонии. От отца к сыну передавали они секреты изготовления этих настоящих машин для производства музыки, прибавляя свои собственные открытия к открытиям предшественников. Так, Джованни разработал систему наладки носового и трубного регистров, Леоне изобрел духовой ящик с регистрами, заменивший духовой ящик с пружинами, Флавинио усовершенствовал конструкцию языков. Работая, они не просто соблюдали правила своего ремесла, но и следовали высоким принципам определенной метафизической концепции, вкладывая в свою деятельность много серьезности и ума.

Флавинио Антеньяти разрешил Бальтазару полюбоваться своими ремесленниками за работой, которые трудились в просторной столярной мастерской, где с любовью выстругивали духовые ящики, деки, ящики для клапанов, захлопки и покрышки. Именно там молодого человека представили его высокопреосвященству Пьетро Кавалино Ненни, магистру епископального капитула, который изъяснялся по-немецки с такой же легкостью, как и по-венециански, и который, следовательно, мог свободно беседовать с нашим «варваром». Прежде всего, он удивился, что молодой богослов из Дрездена, дипломированный в Тюбингене, оказался в Тревизо и попытался доискаться, в чем здесь причина. Кобер повелся осторожно и сказал, что направляется в Падую, чтобы усовершенствовать там свое образование, поскольку лютеранское богословие не соответствовало его вере – что отчасти было правдой.

На самом же деле Бальтазар сунул руку в очень опасное сцепление шестерен. Было очевидно, что Ненни он внушил подозрение, и потребовалась вся неопытность нашего студента, чтобы позволить увлечь себя на эту скользкую тропинку. Поэтому он был весьма удивлен, когда магистр епископального капитула пожелал ему хорошо провести время в Венецианской республике, но сдобрил свою маленькую речь довольно острым соусом, добавив, что «обладателя такого диплома» необходимо тщательно проэкзаменовать, дабы убедиться в благонамеренности его познаний и чувств. Не могло быть и речи о том, чтобы он и дальше бродил по стране таким образом без специального пропуска, который поможет ему уберечься от больших «неприятностей»…