Героическая тема в русском фольклоре - [247]

(История России, т. III, гл. I) определял Василия Буслаевича как ушкуйника. Отряды ушкуйников (от названия особого вида лодок — ушкуй) совершали далекие походы на Север и Восток с целью покорения народов, плативших дань Новгороду пушниной, составлявшей один из главнейших предметов новгородской торговли. Ушкуйники выжимали эту дань для Новгорода, но выступали и самостоятельно. Им случалось грабить и русские города. Так, ими были разграблены Ярославль и Кострома (1370–1371). Как мы видим, взгляд на Василия Буслаевича как на ушкуйника совершенно неправилен, хотя он неоднократно повторялся. Н. Костомаров в своей работе «Севернорусские народоправства» (т. I–II, 1863) посвящает особый раздел Василию Буслаевичу, озаглавленный «Новгородский удалец по народному воззрению» (т. II, с. 125–149). Костомаров подробно пересказывает сюжет по Кирше Данилову и попутно рисует образ анархического, вольного, свободного молодца идеализированной Костомаровым новгородской вольницы. Самое крупное, систематическое исследование этой былины принадлежит И. Н. Жданову (Русский былевой эпос, с. 193–424). Жданов дал обстоятельный пересказ сюжета с учетом вариантов. Он установил и охарактеризовал целый ряд древненовгородских исторических черт, отраженных в былине. В частности, им собраны материалы по происходившим в древнем Новгороде бунтам; в работе Жданова обстоятельно освещен вопрос о древненовгородских братчинах. Мы ожидали бы, что былина о Василии Буслаевиче будет соответственно этим данным рассмотрена как создание исторического Новгорода, а Василий Буслаевич — как борец-бунтарь. Вместо этого И. Н. Жданов утверждает, что новгородские элементы привнесены в сюжет извне. Сюжет первой песни Жданов возводит к западноевропейским легендам о Роберте-дьяволе. Такая точка зрения не выдерживает никакой критики и потому была отвергнута уже современниками Жданова. Историческим субстратом второй песни, по мнению Жданова, служит ушкуйничество. Жданов предполагает, что Василий Буслаевич первоначально совершал две поездки: одну в целях разбоя и грабежа, другую в целях спасения души в Иерусалим, и что в позднейшей традиции эти две песни слились в одну. Жданов вынужден признать, что никакого раскаяния в песне нет, но это он приписывает скоморошьей обработке этой песни. Совершенно иную «историческую» теорию выдвинул Шамбинаго. В двух больших работах (вторая, по существу, есть перепечатка первой) автор доказывает, что Василий Буслаевич, этот «упьянсливый хвастун», не кто иной, как Иван Грозный; его бой с новгородцами — это «покорение» Новгорода Грозным в 1570 году. Эта мысль доказывается детальным сопоставлением истории и песни, причем ни один из приведенных автором аргументов не может быть принят серьезно. Василий Буслаевич назван Василием будто бы по отчеству Ивана Грозного — Васильевича, «нераскаянная» смерть Василия Буслаевича приравнивается к смерти Грозного и т. д. (Песни-памфлеты XVI века. М., 1913, с. 115–216; Песни времени царя Ивана Грозного, 1914, с. 98–252). Всев. Миллер в обстоятельной рецензии по пунктам и в целом опровергал теорию Шамбинаго (Вестн. Европы, 19, 3, V, с. 370–380). В. А. Брим (Былина о Василии Буслаеве в исландской саге. «Язык и литература», 1926, т. I, с. 311–322) на основании очень отдаленных черт сходства ставит вопрос о том, что две песни о Василии Буслаевиче могли отразиться в исландской саге о Боси — викинге, совершавшем легендарные поездки в легендарную Биармию (Пермский край). Точка зрения В. А. Брима весьма интересна и заслуживает внимания, но приведенных данных все же слишком мало, чтобы утверждать эту связь положительно, и сам автор выставляет свою точку зрения только как возможную гипотезу. В советской науке преобладает понимание Василия Буслаевича как ушкуйника и индивидуалистического анархиста, в чем будто бы сказывается его широкая русская натура; в его образе воплощается будто бы новгородская вольница, т. е. повторяется точка зрения Костомарова (см. ИКДР, I, с. 154). Былины о Садко и о Василии Буслаевиче считаются за одновременные (РНПТ, т. I, с. 231). В лице Василия Буслаевича воспевается «бесшабашная удаль» (там же, с. 233). Богомолов в вводной статье к изданию былин в малой серии «Библиотеки поэта» утверждает, что борьба Василия лишена смысла. В учебной литературе утверждается, что народ осуждает (частично или полностью) Василия Буслаевича за его «беспечность» и даже «разбой», за то, что он «преступает всякие обычаи» (Ю. М. Соколов. Русский фольклор. 1938, с. 251; А. А. Кайев. Русская литература, т. I, изд. 2-е, 1953, с. 128). Сочувственное отношение народа к этому «ушкуйнику» привносится будто бы позднее и рисуется как весьма сдержанное или противоречивое.

К стр. 756. Дюк Степанович

Литература о «Дюке» чрезвычайно велика. Однако, как это ни странно, буквально ни один из исследователей этой былины не заметил в ней юмора и сатиры, и вопрос об идейных и политических тенденциях ее вообще не ставился. Ставились все обычные вопросы, которые ставились по отношению к эпосу вообще, причем давались самые противоречивые и исключающие один другой ответы. Представители самых разных направлений прилагали все усилия, чтобы доказать иноземное происхождение образа Дюка и сюжета о нем.