Герои Сталинградской битвы - [48]

Вскоре произошло событие, потрясшее видавшего виды командарма Чуйкова. Подойдя к окраине города Люблин, его войска освободили концентрационный лагерь Майданек. Чуйков в своих воспоминаниях написал: «Мне казалось, что уже ничего не сможет меня удивить, что касалось бы облика фашизма. Я видел все! И бои в Сталинграде, сожженные и разрушенные села и города Украины… я видел горы трупов немецких солдат, преданных их генералами, брошенных в бессмысленную бойню… Оказывается — это еще не самое страшное. Мне рассказали, и я сначала даже не поверил… Фабрика смерти! Скажу откровенно, когда мне рассказывали, когда я увидел фотографии, я не пошел туда… Дрогнуло у меня сердце… Какая сила могла теперь остановить руку советского воина, когда он войдет на немецкую землю? Внушать, объяснить… А как? Как объяснишь, если семьи многих и многих наших бойцов были уничтожены, а некоторые, может быть, горели в этих печах! Мы опасались, что отныне никто не будет брать немецких солдат в плен…»

На следующий день после освобождения Майданека к Чуйкову привели пленного немецкого офицера. Его захватил старший сержант Юхим Ременгок. Он вырос на Украине, на фронте с 1941 года, воевал в Сталинграде. Когда ему

довелось освобождать родное село, он узнал, что его отца и мать зверски убили, а жену и дочь угнали в неволю. Слово «фашист» с тех пор слышать не мог. «А пленного привел. Живого. Пальцем не тронул», — написал о нем Чуйков.

Вопрос о том, как будут относиться советские воины к немцам, находясь в Германии, являлся предметом озабоченности не только командиров, но и политического руководства нашей страны, и прежде всего это касалось отношений с населением. Спустя много лет после войны Чуйков рассказывал: «Очень модно сейчас на Западе стало рассуждать о зверствах наших войск по отношению к мирному населению Германии, но мало кто знает, что еще до вступления на немецкую землю был приказ Верховного — преступления против мирного населения карались расстрелом перед строем в присутствии потерпевших и их семей. И этот приказ, как и все приказы Верховного, выполнялся».

Передовые части 8-й гвардейской армии 26 июля 1944 года вышли к Висле. Опыт и оценка обстановки подсказывали Чуйкову, что есть возможность с ходу форсировать реку. Построить понтонный мост было не из чего, но штатных и подручных средств для переправы имелось в достатке. Для захвата плацдарма он решил вновь использовать свой эффективный прием — разведку боем, переходящую в наступление. Здесь, на Висле, эту тактику его подчиненные нарекли «разведывательным эшелоном». Он сознавал, что имеется риск — не разгадает ли враг его тактику? Но, продумав все детали операции, убедился, что даже в этом случае парировать удар немцам будет практически невозможно. Ставка, как всегда, делалась на неожиданность.

Получив «добро» от Рокоссовского, 1 августа Чуйков начал форсирование Вислы. В первый же день подразделения 8-й гвардейской армии захватили на западном берегу в районе Магнушева плацдарм в десять километров в ширину и пять в глубину. Противник не мог с этим смириться и нанес по ним удар колоссальной силы. Сражение продолжалось до 10 августа. Так трудно подчиненным Чуйкова было, пожалуй, только в Сталинграде. Это отметил в своих воспоминаниях и Рокоссовский: «Особенно тяжело пришлось войскам, державшим Магнушевский плацдарм. Должен прямо сказать, что отстоять его нам удалось в значительной степени потому, что обороной руководил командующий 8-й гвардейской армией Василий Иванович Чуйков. Он находился все время там, в самом пекле». Магнушевский плацдарм стал трамплином для наступления 1-го Белорусского фронта через Польшу к границам Германии.

В окопах у Вислы солдаты Чуйкова встретили Новый 1945-й год, который, никто не сомневался, будет победным. 15 января армия Чуйкова прорвала немецкую оборону и устремилась на запад, постоянно опережая установленные сроки. 18 января она подошла к Лодзи. Стоять и ждать указаний — это было не по-чуйковски. Не имея связи со штабом фронта, он принимает решение на штурм. Быстрота действий командарма и решимость подчиненных позволили освободить Лодзь, не допустив его разрушения гитлеровцами.

На подходе к Одеру войскам Чуйкова предстояло взять Познань. Здесь впервые на его пути оказалась, без преувеличения, настоящая крепость, с фортами и цитаделью. Обороняли ее, это выяснилось позже, более 60 тысяч человек, а не в три раза меньше, как изначально считало командование фронта. Получив полную информацию о мощи оборонительных сооружений, Чуйков принял рискованное и очень ответственное решение — частью сил блокировать немецкий гарнизон, а остальным войскам двигаться к Одеру, до которого оставалось около 150 километров.

Решать одновременно две задачи оказалось делом крайне сложным. После того как немецкое командование отвергло ультиматум, предъявленный ему во избежание лишних потерь, начался штурм города с применением всех видов оружия и при активном участии саперов. Лишь 23 февраля остатки немецкого гарнизона капитулировали.

К этому времени 8-я гвардейская армия уже укрепилась на плацдарме на западном берегу Одера в районе крепости Кюстрин. Можно лишь догадываться о том, сколько энергии и воинского искусства потребовалось Чуйкову, чтобы справиться сразу с двумя сложнейшими задачами. Да и командование фронта, несмотря на форсирование его армией Одера, постоянно напоминало ему о заминке в Познани.