Герои «СМЕРШ» - [49]

Кстати, перед тем как Анну зачислили на службу, руководство отдела пригласило её мужа, которому в общих чертах объяснили характер будущей работы жены, предупредив, чтобы он не беспокоился и не ревновал, если супруга вдруг слишком задержится на службе или вообще не придёт домой ночевать. Но так как по ночам Москву нередко бомбили, то Анатолий в таких случаях звонил по утрам в отдел, чтобы узнать — жива ли? Он ведь и сам «ходил по лезвию» — летал в немецкий тыл, к партизанам, на большом американском «Дугласе», а потому чаще Анна звонила на аэродром сама, выясняя, прилетел ли? Но, возвращаясь в Москву, Анатолий, как вспоминала Анна Кузьминична, часто говорил ей, что находиться здесь гораздо опаснее, нежели на фронте…

Анатолий имел в виду общую опасность, которой подвергались все москвичи, фактически живущие в прифронтовом городе. А ведь была ещё и опасность того самого «невидимого фронта», на котором сражаются сотрудники спецслужб.

Вот как писала об одном из таких своих «незримых боёв» сама Анна Кузьминична:

«Летом 1943 года запеленговали рацию в доме на Рождественке. Мне было приказано установить, в какой квартире эта рация и кто на ней работает. Тщательно проверила весь дом, выяснила, что в одной из квартир остановился офицер, приехавший в командировку с фронта. Поселился у своей сестры, которая работала на заводе и часто отсутствовала по несколько дней. Соседи же уехали в эвакуацию, и этот офицер фактически жил в квартире один. Установили за ним слежку, проверили документы. Всё в порядке. И вдруг он передаёт по рации, что в такой-то день и час он выходит из дома и тогда-то будет переходить линию фронта. Наш отдел приготовился. Я должна была находиться в подъезде и, увидев, что офицер вышел из квартиры, махнуть белым платком в окошко повыше того этажа (стекло из форточки наша ребята заранее выставили). Прибыла я рано, вошла в подъезд и вдруг вижу, что этот офицер уже спускается вниз. Увидев меня, остановился, пропустил, и боковым зрением я замечаю, что он смотрит мне вслед. Прохожу один этаж, второй, третий — он всё стоит! Дошла до последнего этажа, стучу в квартиру, захожу и прошу стакан воды. Когда старушка пошла за водой, быстренько выскакиваю обратно и, сняв туфли, спускаюсь к окну. Выдавливаю стекло из форточки, порезав при этом руку (я ведь была на другом этаже), и машу окровавленным платочком. Когда увидела, что со всех сторон к подъезду пошли пары наших сотрудников, то села на ступеньку лестницы и… заплакала. После мне рассказали, что к объекту подошли Антропов и Булеха, наша группа обыска и ареста, заломили ему руки за спину и втолкнули в подъехавшую машину»^{153}.

Казалось бы, ну и что? Девушка ручку порезала… Но в данной ситуации, если бы гитлеровский агент её раскусил, то в окно вполне могла бы полететь она сама, а так называемый «объект» попытался бы исчезнуть через чердак или другие квартиры. Предатель ведь прекрасно понимал, что его ждёт.

Кстати, это было уже время Смерша. Отдел, в котором служила Анна, стал тогда 10-м отделом Главного управления контрразведки НКО и в постановлении Государственного Комитета Обороны, которым утверждалось положение о ГУКР «Смерш» был обозначен следующим образом:

«10-й отдел “С” — работа по особым заданиям»^{154}.

Возглавлял это подразделение полковник Леонид Максимович Збраилов, о котором Анна Кузьминична всегда очень тепло вспоминала.

Чтобы было понятно, что и в Москве сотрудники Смерша могли подвергаться смертельной опасности, приведём ещё один эпизод из воспоминаний нашей героини:

«На Гончарной улице, на Таганке, в своей квартире остановился некий полковник, приехавший с фронта (его семья находилась в эвакуации). Мы знали, что он был завербован немцами и вот-вот должен вернуться обратно через линию фронта. Наша оперативная группа выехала к нему. Я пошла в квартиру узнать, дома ли он. Квартира на верхнем этаже, но электричества нет, лифт и звонок не работают. Стучу в дверь, никто не открывает. Повернулась спиной к двери и стала бить по ней ногами, чтобы меня услышали. Неожиданно открывается дверь, и я буквально падаю в коридор. Чувствую, что меня кто-то схватил за шкирку и бросил в маленькую комнатку, закрыв снаружи дверь на защёлку. Я поняла, что нахожусь в туалете. Слышу, кто-то бегает по квартире. Раздаётся сильный стук в дверь, кто-то бежит к чёрному ходу, но там уже ждут наши ребята. Вошли в квартиру, один схватил этого полковника, другой побежал к парадной двери, куда ещё стучали. Влетает Збраилов, его первый вопрос к задержанному:

— Где наша девушка?

— Если бы знал, что ваша, — убил бы! — закричал неприятный плюгавенький полковник»^{155}.

А ведь мог, мерзавец, убить, шкуру свою поганую спасая!

И возникает вопрос: какой был смысл использовать в качестве «установщика» женщину с высшим образованием, профессионального педагога? Да такой, что все перечисленные качества очень помогали Анне в работе — недаром же она была в числе лучших сотрудников отдела. Как она сама рассуждала, она была «тихая, стеснительная, очень спокойная, всегда улыбающаяся» — может быть, именно поэтому ей удавалось легко входить в доверие. Мужчинам — особенно когда приходилось работать с женщинами — сделать это было гораздо сложнее. Народ московский в ту пору жил, как правило, в «коммуналках», все у соседей на виду, основное место времяпрепровождения и общения у женщин — общая кухня. Тем более, что у подавляющего большинства из них мужья находились на фронте и четыре стены опустевшей комнаты действовали воистину угнетающе.