Герои из-под пера - [19]

Виктор чувствовал: для Егора такой момент настал сейчас.

— Послушай меня, Егор…

Он подставил стул и сел, подбирая в уме слова. Как с хорошим рассказом здесь многое зависело от того, как начнешь.

— Пять дней назад, — сказал Виктор, — там, в пристройке, я делал петлю для себя.

Обкусанный ноготь, скребущий по матерчатой скатерти, замер.

— Не врешь, дядь Витя? — с какой-то странной надеждой спросил Егор. — Я в сказки-то… Я, в общем, вырос из сказок.

— Не вру. Личные мотивы.

— Ты же это… успешный.

— Был. Да весь вышел. Хотя в тот день, наверное, не повесился бы. Тоже, знаешь, нужного градуса недобрал. Но примерялся. Куда закинуть, где висеть. Только запах там не очень хороший. Кислый такой, навозный.

Егор изобразил смешок.

— Как в нужнике повеситься.

— Да уж, — усмехнулся Виктор. — Но я к чему? Я к тому, что я тоже задавал себе вопрос: ради чего и зачем?

— У тебя ноги есть, дядь Витя.

— Насрать! Насрать, Егор, чего нет. Жопы, ног, члена. Когда тошно, когда думаешь, что ты это, сука, все заварил писульками своими… И все это крестом, камнем, тяжестью… Когда каждая пуля, каждый осколок, каждая смерть — где-то твоя вина…

Виктор закрыл рот дрожащей ладонью. В груди клокотало, звенело, не успокаивалось. Егор смотрел по-детски, как ребенок на героя, на летчика-космонавта.

— Вы что, за всех что ли отвечаете?

— Да хотя бы и так! Это моя страна, мой мир, кому отвечать за него, как не мне?

— Тогда вы плохо стараетесь, — прошептал Егор.

Виктор горько кивнул.

— Потому и петельку готовил.

Он поднялся, отставил от огня вскипевший чайник, достал из верхнего шкапчика буфета лишнюю чашку, сыпнул и себе, и Егору по крупной щепоти цейлонского, залил кипятком. В сахарнице оставалось едва на донце — все равно выставил на стол.

Егор повертел в ладонях поданную чашку.

— А потом что?

— Потом? Есть известная истина, Егор: человек или ломается, или становится сильнее. Про Маресьева читал?

— Который летал без ног?

— Он самый.

— Мне в госпитале каждый норовил про него рассказать, — усмехнулся Егор, на мгновение окунув лицо в пар. — Мол, жизнь на этом не кончается…

— А разве не так?

— Тогда война была.

— Дурак! — сказал Виктор. — А у тебя не война? Война! Вот здесь, — согнутым пальцем он стукнул себя по лбу. — Изо дня в день ты выбираешь между силой и слабостью, между целью и ленью, между злом и добром. Ты, сука, ежедневно сдаешь рубежи!

Егор дрогнул плечами.

— Вы, дядь Вить, это… Мне что делать-то?

— Хороший вопрос. Хороший. Жить!

Виктор посмотрел на Егора в упор и стукнул кулаком по столу, вызывая испуганное дребезжание ложек.

— Жить! За тех, кто погиб. За тех, кто еще погибнет. Ради матери. Ради страны…

Он вбивал слова в душу Егора, как гвозди. Егор дышал ртом.

— Но страна…

— Насрать! Это твоя страна, какая есть, какая бы ни была. Тебе, Егорка, ее и делать такой, какой она должна быть. Понимаешь? Если тебе наплевать на нее, на себя, на всех, ни жди, что что-то изменится. Начинай с себя.

— Как? — совсем тихо спросил Егор.

— Живи для других, для матери. Учись! Думай! Приспосабливай себя к жизни! Голова, руки есть? Коли дрова, мастери что-нибудь, попроси Тимку Шаралиева научить тебя играть на гармони. Приноси радость людям, понял?

— И что получится?

— Жизнь получится! Смысл получится!

Егор сжал ладонями коротко стриженную голову.

— Ты так говоришь, дядь Витя, что попробовать хочется. И трясет всего, потому что… не знаю…

— Вот и у меня также мозги прочистились.

— Только, наверное, я не справлюсь, — качнулся Егор.

— Справишься! Я знаю. А легко не будет.

В окне за спиной Егора внезапно всплыло белое, страшное лицо, которое Виктор с облегчением признал знакомым.

На веранде раздались быстрые шаги, скрипнула дверь.

— Вот ты где! — с порога сказала Лидия. — Я там… я его…

Виктор успел встать у нее на пути, но она через его руки, через плечо всем телом потянулась к съежившемуся сыну.

— Убью тебя, гадину!

Они заговорили, заорали все разом.

— Лидия!

— Мам, ты чё?

— Я думала, где уже искать… Мертвый? Живой? А он здесь, он, сучонок, здесь…

Лицо у Лидии оплыло и сделалось безучастным, почти мертвым. Она снова рванулась к Егору. Заскрипел ножками уступающий напору стол. Виктор получил локтем в скулу и сапогом по ступне.

— Лидия!

— А ты меня не держи! Не муж!

Подальше от протянутых рук Егор отполз на край лавки.

— А чё мне, в гости нельзя? Я в заключении что ли?

— Я вся извелась…

— Лидия!

Виктор вдруг почувствовал, что устал. Смертельно. Не потянет он Лидию, только что в сына ее все душевные силы вбухал. Нет, не потянет.

— Все. Как хотите.

Он отпустил женщину и сел.

Лидия несколько мгновений озадаченно и косо нависала над пустотой, словно Виктор все еще стоял барьером, затем подшагнула, упираясь ладонями в столешницу.

— Дядь Витя, — испуганно пискнул Егор, предчувствуя скорую выволочку.

Лидия повернула голову:

— Пили?

— Чай, — сказал Виктор вяло. — Можешь понюхать в чашке.

Лидия, не поверив, цапнула Егорову чашку, поднесла к носу.

— И что он здесь? — спросила она Виктора.

— Мам, я, может, по делу, — подал голос Егор.

— Угу, по делу. Аж из коляски выскочил и побежал, — махнула рукой Лидия.

— Ма-ам…

— У нас был разговор, как жить дальше, — сказал Виктор, с трудом удерживая глаза открытыми. — Мы кое о чем договорились.