Герои и антигерои Отечества - [13]

Ведь и выбор военной службы, сделанный им в 1760 году, был тогда еще не окончательным, хотя службе этой с первых дней он отдавался полностью, что сказалось впоследствии, когда пришлось применить на практике все то, чему научился он в лейб-гвардии Конном (впоследствии Кавалергардском) полку в мирное время.

До и после переворота

О государственном перевороте 28 июня 1762 года написано много, однако документов о том, чем конкретно занимался Потемкин и во время подготовки к нему, и в сам тот памятный день провозглашения императрицей Екатерины II, практически не сохранилось, хотя те немногие, что известны, свидетельствуют о том, что он играл далеко не последнюю скрипку…

Уже в первые месяцы своей службы в конной гвардии Потемкин обратил на себя внимание командования и своею прилежностью, и старательностью, и стремлением к совершенствованию знаний военного дела, которые, естественно, у него, еще не нюхавшего пороху, были поначалу невелики. Этот высокий, статный капрал быстро освоил верховую езду. Богатырское его телосложение и прекрасное знание иностранных языков, особенно немецкого, очень пригодились на первых порах.

Вступивший на престол Петр III пригласил в Петербург своего дядю принца Георга Людвига, которого сделал генерал-фельдмаршалом и приписал к конной гвардии. Тут же понадобились адъютанты и ординарцы. Одним из них стал Потемкин, выбранный самим принцем, обожавшим великанов.

Должность ординарца дядюшки российского императора сразу приблизила ко двору, выделила из среды гвардейцев. Вскоре Потемкину был пожалован чин вице-вахмистра. Однако существуют свидетельства, что служба эта не радовала Григория Александровича, не любил он и своего начальника за в лучшем случае равнодушное, а чаще жестокое и бессердечное отношение к русским воинам.

В тот период на Потемкина обратили внимание не только принц и его окружение, но и патриоты, которые были крайне недовольны опруссачиванкем порядков и новым потоком иноземцев, все гуще облеплявших уже не только престол, но и военное ведомство.

В войсках еще жила память о славных победах П. С. Салтыкова и П. А. Румянцева в годы Семилетней войны, результаты которой были сведены на нет одним мановением руки Петра III.

Падение Петра III было предрешено уже тем, что он с пренебрежением, безразличием, а то и презрением относился к русскому народу, легко расплачивался русской кровью за чуждые России цели, даже выделил целый корпус для защиты Пруссии. Секретарь французского посла в Петербурге К.-К. Рюльер указывает на прямую измену России, на которую Петр пошел еще будучи великим князем:

«Петр… тайно принял чин полковника в его (Фридриха II. Н. Ш.) службе и изменял для него союзным планам. Как скоро сделался он императором, то явно называл его: „Король, мой государь!“».

Фридрих II, наголову разбитый русскими в Семилетней войне и уже заявлявший: «Как суров, печален и ужасен конец моего пути…», вдруг, по восшествии на престол Петра III, не только получил обратно все потерянное, но, как уже говорилось, стал решать свои цели при помощи русских штыков.

Фридрих отметил собачью преданность императора чином генерала прусской армии…

Все это переполнило чашу терпения, и гвардейцы, хорошо помнившие о другом перевороте, о возведении на престол Елизаветы Петровны в ночь на 25 ноября 1741 года, видели одну возможность спасти Россию от полного разграбления.

Уже после свершения переворота императрица Екатерина II рассказывала в одном из писем к Станиславу Понятовскому, что узел секрета находился в руках троих братьев Орловых, кроме которых в тайну были посвящены около сорока офицеров и примерно десять тысяч солдат к унтер-офицеров.

О предыстории же событий она писала так:

«Уже шесть месяцев, как замышлялось мое восшествие на престол. Петр III потерял ту малую долю рассудка, какую имел. Он во всем шел напролом; он хотел сломить гвардию, он вел ее в поход для этого; он заменил бы ее своими голштинскими войсками, которые должны были оставаться в городе. Он хотел переменить веру, жениться на Л. В. (Елизавете Воронцовой. — Н. Ш.), а меня заключить в тюрьму. В день празднования мира (с Пруссией. — Н. Ш.), сказав мне публично оскорбительные вещи за столом, он приказал вечером арестовать меня. Мой дядя, принц Георг, заставил отменить приказ.

С этого дня я стала прислушиваться к предложениям, которые мне делались со времени смерти императрицы…»

Ар. Н. Фатеев в книге «Потемкин-Таврический» писал, что Григорию Александровичу нелегко было разобраться в обстановке при дворе, однако, как прибавляет он, «скоро разобрались в достоинствах Потемкина сотоварищи по гвардии». О роли его в подготовке к перевороту сохранилось очень мало данных, однако те, что имеются, свидетельствуют о серьезной роли Григория Александровича. Привлеченный к готовящемуся делу Орловыми, он принял всем сердцем замысел. На одном из важных этапов событий 28 июня 1782 года, он, действуя смело и решительно, убедил солдат, сомневающихся в законности творимого, присягнуть императрице.

Существует предание, что Екатерина II обратила внимание на будущего своего избранника именно в тот памятный день. Французский посланник граф Филипп де Сеггор в своих Записках о пребывании в России в период царствования императрицы Екатерины II, ссылаясь на рассказ самого Григория Александровича, писал: