Герои. 30 известных актеров и режиссеров рассказывают о своих путешествиях - [3]

, что залив Санта-Моника настолько загрязнен стоками, что у бывших пляжных спасателей развивался рак. С 1983 до конца 1985 года я постоянно жил в Венисе. Как же я хотел выбраться оттуда.

Теперь Лос-Анджелес кажется мне другим. Конечно, с возрастом я стал более терпимым. Но вот он, мой Лос-Анджелес, во всяком случае, мои воспоминания о нем. То, как я вижу его сейчас.

Моя первая квартира находилась на улице Ларраби, сразу к северу от бульвара Сансет. Мы с моим другом и соседом по комнате Таком проехали через страну в январе и отморозили задницы на пути через Техасский выступ. Квартира располагалась за углом от ресторана Spago. И от старого музыкального магазина Tower Records. Иногда по вечерам я часами стоял в Tower, размышляя, смогу ли я когда-нибудь заработать достаточно денег, чтобы купить там всю музыку, которую хочу. Я сошелся с группой сценаристов, работавших на Гарри Маршалла. Все они жили за городом. Мы частенько заходили в Orient Express Лью Митчелла, в районе «Миля чудес», и ели «китайскую еду для гурманов» задолго до того, как появились рестораны Mr. Chow[2]. Моя подруга Дана заказывала голубят в горшочках. Затем мы возвращались в квартиру на Сансет-Плаза-Драйв, допоздна пили и занимались разными противозаконными вещами. По утрам мы приходили в себя, играя в теннис у Даны. Или звонили с Таком в La Cienega Reservoir Courts и представлялись выдуманным именем, чтобы забронировать корт. «Звонит доктор Кац. Я бы хотел зарезервировать корт на одиннадцать утра». Когда мы регистрировались на входе, парень в будке ни разу даже не взглянул на нас.

Через несколько месяцев мы с Таком переехали в Венис. Поселились между улицей Сансет и скоростным шоссе. Напротив нашей квартиры была пустая неасфальтированная парковка. Автомобили постоянно застревали в песке, и водители просили нас вызвать для них эвакуатор. Ночами там постоянно устраивали вечеринки. Мы кидались в непрошеных гостей яйцами, прячась, как снайперы, за стенкой нашего балкона на втором этаже, до тех пор пока они не начинали психовать и не уезжали.

С утра по понедельникам в Венисе появлялась армада муниципальных уборочных машин. Это были огромные, просеивающие песок агрегаты, которые собирали мусор и делали пляж почти таким же ухоженным, как поле для гольфа. Еще один агрегат очищал скамейки, уделанные за выходные бог весть чем. Я ходил в «Lafayette Cafe» за лучшими уэвос-ранчерос[3] в Калифорнии. Повара смотрели на посетителей с робкой улыбкой. Они знали, что готовят лучшую и самую качественную еду в вашей жизни. Они знали, что сейчас вам нужно именно это место. И вы тоже знали это. Местные жители любили повторять, что когда закроется «Лаф», старый Венис умрет. Здесь я чувствовал себя персонажем фильма «Яркие огни, большой город». Звук струи горячей воды, которой проходились по деревянным скамейкам после обеззараживающей чистки. Жужжание просеивающих песок машин. Птицы, смакующие последние кусочки объедков перед тем, как их вывезут. Запахи «Лафа» и стоическое выражение лиц поваров.

Гарри Перри на своих роликах. Кафе Figtree. Антрепренер-чудак по имени Джинглс, хорошо знакомый со всеми уличными торговцами и актерами на набережной Вениса. Сначала он был музыкантом в прикиде сержанта Пеппера. Потом массажистом. Потом хиромантом. Думаю, что он обошел своим вниманием только одну популярную халтуру в Венисе – не рисовал портреты Джонни Деппа.

Через три года я перебрался обратно в Нью-Йорк. Я вернулся и встретился со своей женой (ныне бывшей). Женился и переехал в долину Сан-Фернандо. Возненавидел ее. Потом начал любить ее за отсутствие претенциозности. Мы с моей бывшей частенько катались на выходные в Малибу. Долго ехали по зеленому шоссе Энсинал-Каньон. Останавливались в разных местах, вытянувшихся цепочкой над дорогой Кэнан-Дьюм и чем-то напоминающих ожерелье, образованное пляжами Матадор, Пескадор, Ла-Педра и Николас; это было до того, как власти заасфальтировали парковки и поставили счетчики. Мы сидели на крутом берегу, смотрели вниз на серферов на пляже Николас и читали воскресный номер New York Times. Мы заходили пообедать в Geoffrey’s. Или в старый Malibu Adobe. Или в Moonshadows.

Или в Neptune's Net, где зависали байкеры в блестящей на солнце кожаной одежде.

Даже сейчас я думаю о великолепной мексиканской еде в Tia Juana в Западном Лос-Анджелесе. О том, как смотрю старый фильм в New Beverly. О Johnston's Yogurt Farm в Беверли-Хиллз. О музее Гетти, старом и новом. Ресторанах Patrick's Roadhouse и Madeo. Садах Дескансо. Заведении Duke's. О покупке рубашек в Citron на улице Монтана. О ресторане Tommy Tang's. О Vine Street Bar and Grill. О концертном зале имени Уолта Диснея. О том, как я сижу в ноябре на берегу на пляже Зума, завернувшись в плед. Теперь, когда я еду по Тихоокеанскому шоссе, поднимаясь вверх у пляжа Лео Карилло, чтобы полюбоваться закатом, я думаю, что… я больше не испытываю к Лос-Анджелесу ненависти. Совсем не испытываю.

Я, Флют и флейта

Малкольм МакДональд

Малкольм МакДональд превратил свою давнюю страсть путешественника к новым людям и местам в профессию (к своему большому удовольствию и удивлению) – он стал кинорежиссером. Проекты приводили его во многие экзотические места, от Коста-Рики до Северной Африки и Океании, где он снимал эпизоды