Геродот - [112]

Море соединяло греков — как между собой, так и с внешним миром; суша же в известном отношении, наоборот, разделяла. Добраться из одного полиса в другой, даже недалеко расположенный, сплошь и рядом было гораздо проще и быстрее на корабле, чем переваливая через отроги горных хребтов. Море воспринималось как «своя» стихия, а огромные сухопутные пространства, нависавшие над Элладой с севера и протянувшиеся на восток от нее, — как стихия «чужая».

Свое собственное (и своих современников) отношение к протяженным сухопутным маршрутам Геродот выражает устами спартанского царя Клеомена I, которому милетянин Аристагор предложил совершить поход на Персию по «Царскому пути»: «Друг из Милета! Покинь Спарту до захода солнца! Ты хочешь завести лакедемонян в землю на трехмесячное расстояние от моря: это совершенно неприемлемое условие для них!» (V. 50).

Безусловно известно, что галикарнасец бывал на восточном побережье Средиземного моря, в Сирии и Финикии. Нам уже приходилось упоминать о его поездке в Тир, входивший в число древнейших и знаменитейших финикийских городов. Историк посетил его с целью нанести визит в храм местного бога, которого сам Геродот и его современники-греки отождествляли с Гераклом. Этим богом, по единодушному мнению ученых, был Мелькарт, которого финикийцы чтили как покровителя мореплавания и колонизации.

Многие города Восточного Средиземноморья имеют историю длиной в несколько тысячелетий. Тир, как известно, существует и по сей день. То же самое можно сказать и о расположенной южнее его Газе. В Газе и ее окрестностях «Отец истории» тоже побывал — правда, город тогда именовался иначе. В геродотовском труде сказано: «…От Финикии до области города Кадитиса простирается земля так называемых палестинских сирийцев. А от Кадитиса (города, который, по-моему, едва ли меньше Сард) до города Ианиса приморские торговые порты принадлежат аравийскому царству» (III. 5). Кадитис — это и есть Газа. А под «палестинскими сирийцами» следует понимать филистимлян — народ, известный еще из Ветхого Завета. Как установила современная наука, филистимляне (именно они, кстати, дали название Палестине) являлись потомками пеласгов, древних до-греческих обитателей юга Балканского полуострова и бассейна Эгеиды. В ходе великих переселений народов конца II тысячелетия до н. э. значительная часть пеласгов покинула родные места и поселилась на крайнем востоке Средиземноморья. Геродот ни о чем подобном, разумеется, не подозревает, хотя неоднократно упоминает пеласгов в своем сочинении. Причем на его страницах пеласги предстают как народ загадочный: к классической эпохе истории Греции они уже «сошли со сцены».

В описании Геродотом Газы обратим внимание на сравнение ее с Сардами. Уже не в первый раз подобного рода сравнения позволяют установить, на каких территориях историк бывал сам и, следовательно, хорошо их себе представлял.

Сирийские и финикийские порты были «морскими воротами» Ахеменидской державы. Туда галикарнасец, безусловно, прибывал на корабле. Дальше можно было направляться во внутренние области Персидского царства. Из Сирии караванный маршрут вел в Верхнюю Месопотамию, к Евфрату. Это был единственный участок пути, который приходилось преодолевать по суше. А дальше снова следовали пересадка на судно — правда, теперь уже речное — и плавание по одной из знаменитейших рек Востока.

Это путешествие по Евфрату Геродот тоже упоминает — в связи с ирригационными работами, проводившимися древними жителями Месопотамии и изменявшими течение реки. Он пишет, что от этих работ «река стала настолько извилистой, что, например, мимо одного селения в Ассирии она протекала трижды (название этого селения, куда Евфрат подходит три раза, Ардерикка). Еще и поныне, совершая путешествие из нашего моря в Вавилон вниз по Евфрату, приходится трижды проезжать мимо этого селения в течение трех дней» (I. 185). «Наше море» — это, конечно, Средиземное (характерное выражение для грека, привыкшего смотреть на Восток «со своей точки зрения»), и всё повествование в очередной раз производит впечатление рассказа очевидца.

Проплывая по Евфрату, историк с любопытством смотрел на его берега, поражался плодородию местности и, конечно, записывал всё увиденное. Потом из этих путевых заметок рождались такие строки его труда: «Дождей в Ассирийской земле выпадает мало, но и этих незначительных дождей достаточно для первоначального питания и роста корней злаков. При этом посевы орошаются из реки, зреют, и злак растет. Сама река, однако, здесь не заливает поля, как в Египте, но орошение производится вручную водочерпательными приспособлениями. Вся Вавилония, подобно Египту, всюду перерезана каналами… Из всех стран на свете, насколько я знаю, эта земля производит безусловно самые лучшие плоды Деметры (хлеб. — И. С). Напротив, плодовые деревья там даже вообще не произрастают: ни смоковница, ни виноградная лоза, ни маслина. Что же до плодов Деметры, то земля приносит их в таком изобилии, что урожай здесь вообще сам-двести, а в хорошие годы даже сам-триста. Листья пшеницы и ячменя достигают там целых четырех пальцев в ширину. Что просо и сезам бывают там высотой с дерево, мне хорошо известно, но я не стану рассказывать об этом. Я знаю ведь, сколь большое недоверие встретит мой рассказ о плодородии разных хлебных злаков у тех, кто сам не побывал в Вавилонии. Оливкового масла вавилоняне совсем не употребляют, но только из сезама. Повсюду на равнине растут там финиковые пальмы, в большинстве плодоносные. Из плодов пальм приготовляют хлеб, вино и мед… Теперь я перейду к рассказу о самом удивительном из всего, что есть в этой стране (кроме самого города Вавилона). Суда, на которых плавают вниз по реке в Вавилон, совершенно круглые и целиком сделаны из кожи. В Армении, которая лежит выше Ассирии, вавилоняне нарезают ивовые прутья для остова корабля. Снаружи остов обтягивают плотными шкурами наподобие круглого днища корабля… Затем набивают всё судно соломой для обертки груза и, нагрузив, пускают плыть вниз по течению… На каждом судне находится живой осел, и на больших — несколько. По прибытии в Вавилон купцы распродают свой товар, а затем с публичных торгов сбывают и плетеный остов судна, и всю солому. А шкуры потом навьючивают на ослов и возвращаются в Армению. Вверх по реке ведь из-за быстрого течения плыть совершенно невозможно… Когда же купцы на своих ослах прибывают в Армению, то строят новые суда таким же способом» (I. 193–194).