Гермиона, первая леди Грейнджер - [13]

Никто не знает, что на уме у Дамблдора, — фыркнул Антонин Долохов. — Он подкинул Гриндевальду его бесценные идеи по развязыванию войны на всю Европу. Только за это его нужно было повесить. А его позолотой посыпали! И, главное, за что? За то, что он в самом конце войны явился и сказал: «Ах, мой любимый Геллерт, Экспелиармус!» — пропищал волшебник, издеваясь. — А после не дал его придушить, хотя Гриндевальда полагалось придушить! По-маггловски, медленно, чтобы прочувствовал всю гадость совершенного. Но вместо этого ублюдка запирают в Нурмергарде «на исправление». Он благополучно исправляется последние пятьдесят пять лет — спит на пуховой перинке, жрет в три горла и играет в шахматы с Дамблдором, который приезжает к нему трахнуться три раза в год!

Долохов, а ты не иначе как свечку держал? — глумливо захохотал Сивый.

Несмотря на то, что оборотень, которому смертельная магия Азкабана почему-то не давала превращаться в полнолуние, сидел в самом конце коридора, его всегда было слышно. Фенрир Сивый, «любитель» детей, вообще был довольно…  громким существом.

Долохов зарычал в ответ что-то совсем нецензурное.

Да прекратите вы, оба! — прикрикнул на заходящихся в истерическом веселье магов Малфой. — Драко пообещал поговорить с гоблинами. Серокожие ненавидят Азкабан, но ради такого случая пришлют пару-тройку распорядителей для составления завещаний.

По коридору пронесся единый вздох облегчения. Завещание — еще одно напоминание о смерти. Но никто из узников не желал оставлять семейные деньги Министерству Магии, а значит, — чужим людям. Дальние родственники, которым не помешает поддержка, имелись у всех.

Главное, чтобы они до Йоля прибыли, — взволнованно сказала Керри. — Ами, мы можем наш сейф Клаудии оставить. У неё все-таки трое детей.

Она спуталась с полукровкой, — зарычал в ответ её брат. — Маркус будет достойным наследником.

И спустит все в игорном доме! Не пройдет и двух дней!

Брат и сестра Керроу ожесточенно заспорили, решая, кто из родственников достоин получить сейф. Насколько удалось понять Гермионе, у многих узников были сейфы в банке «Гринготтс». Кроме, разве что, Сивого, который в силу кочевой своей жизни и статуса оборотня вообще не заботился о такой малости, как золото.

Керроу разругались в пух и прах и целую неделю общались только через Августуса Руквуда, который уже на третий день потребовал платы за передачу сообщений, ибо он «все-таки не сова», а «за нецензурное добавки!». Долохов сетовал, что не может вспомнить ни одного родственника. Точнее вспомнить-то может, но жив ли этот родственник и не продался ли Министерству Магии? Яксли и Селвин, оказавшиеся кузенами, делили родственников на двоих. Супруги Лестранж шептались о своем в глубине камеры и спорили…  спорили ожесточенно.

* * *

Зима в Азкабане почти не ощущалась. Стены из странного черного камня были достаточно толстыми, а внутри почти постоянно поддерживалась одна и та же погода — безветренный холод. Правда, изредка по коридорам проносился ледяной ветер, не имеющий никакого отношения к дементорам.

Гоблины прибыли в Азкабан третьего декабря. Драко Малфою удалось невозможное. Люциус, хватаясь за голову, стонал и гадал, как сыну удалось такое провернуть, но невооруженным глазом было видно, что он неимоверно доволен своим отпрыском.

Раздающий пресную комковатую кашу надзиратель сообщил, что «серокожие недоноски» планомерно обходят все уровни волшебной тюрьмы — «собирают урожай» из завещаний и распоряжений. Видимо, озабоченные неприкосновенностью своих привилегий гоблины «Гринготтса» решили максимально сократить возможные убытки.

В Коридоре Смертников служащие «Гринготтса» появились, когда, по расчетам Гермионы, до прихода дементоров оставалось не более трех часов. Два важных гоблина в красных камзолах с золотыми эполетами, держащие наготове свитки и перья. Третий их собрат по расе, явно младше и одетый более неприметно, нес деревянный ящичек и стеклянный футляр, в котором находилось… . Очевидно, Кровавое перо, наподобие того, которым Амбридж пытала Гарри. Разве что гораздо длиннее и…  живое? Перо извивалось в стеклянном плену, и Гермиона была уверена, что это не игра света. Гостей из «Гринготтса» сопровождали надзиратели, бдительно следившие за перемещением гоблинов и тем, чтобы они не тратили на узников дольше десяти минут.

Гоблины останавливались около каждой камеры и внимательно слушали узников. Золотые перья порхали над пергаментом, записывая последние распоряжения. Причем до прочих заключенных не доносилось ни звука — гоблины использовали какой-то артефакт, обеспечивающий конфиденциальность. После составления завещания заключенному вручали подрагивающее от нетерпения Кровавое перо. Волшебники, морщась, ставили последнюю в своей жизни подпись и возвращали артефакт обратно. Маленькие свитки с черным кантом сворачивались и запечатывались восковой печатью.

К камере Гермионы гоблины даже не подошли. Впрочем, ей всё равно нечего было завещать — формально она не владела ничем. А вот у ниши супругов Лестранж распорядители задержались больше, чем на десять минут. Беллатрикс размеренно диктует что-то и уверенно ставит размашистую подпись в конце длинного свитка, даже не скривившись. Завещание Рудольфуса Лестранжа было значительно короче. При этом волшебник придерживал извивающуюся от смеха супругу.