Германская военная разведка - [28]

Кроме того, надо было создать прямые источники разведданных, а потому требовалось отыскать польских офицеров и государственных чиновников, связанных с национальной безопасностью и готовых передавать информацию. Только по этим каналам было возможно получать подробности о таких важных военных документах, как планы мобилизации, характеристики оружия и вооружений, военные оперативные планы и т. д. Таких агентов следовало искать главным образом среди лиц, которым срочно нужны деньги, но, безусловно, здесь есть и обратная сторона монеты: эти лица обычно легко тратят деньги, когда они им достаются, и такие неожиданно щедрые расходы обычно привлекают нежелательное внимание – достаточно общая история для всех стран в течение многих веков. Последующие военные суды по обвинению в шпионаже привели к более тщательному подбору польских офицеров и усилению обычных мер безопасности, которыми до этого времени как-то пренебрегали. Самые секретные документы, например, раньше хранили в обычных металлических шкафах для документов, которые было легко вскрыть, и только потом были постепенно введены стальные сейфы и стальные шкафы.

Определенно интересно отметить, что, кроме офицеров, военнослужащих сержантского состава и государственных служащих, работавших за деньги, довольно большое число руководящих и важных чиновников, которые явно не испытывали нужды в деньгах, добровольно предлагали свои услуги; и весь опыт со времени зарождения германской разведслужбы в 1866 году учит, что самыми ценными и эффективными агентами являются как раз те, кто делает это добровольно.

Хороший пример в этом плане дает дело Толодзецкого. Самое важное из всех польских разведывательных бюро находилось в Бромберге под началом капитана (позднее майора) Зычона, одного из самых способных и изобретательных офицеров в польской секретной службе, который отвечал за одиннадцать вспомогательных пунктов польской разведки. В Данциге находился Генеральный комиссариат Польской республики, и для поляков, конечно, было нетрудно создать разведотдел в структуре этого органа; этот отдел также подчинялся Зычону, который часто наезжал в Данциг. Бывая там, он выработал привычку звонить по телефону своим германским соперникам и дружески болтать с ними самым любезным образом, хотя иногда – в зависимости от степени алкогольного опьянения – он мог напрямую материть их самым грубым образом.

Вдруг в 1930 году польский офицер по фамилии Толодзецкий добровольно вступил в контакт с одним из разведывательных отделений подотдела «Восток». Он работал под началом Зычона в бромбергском бюро и заявил, что расскажет все, что знает об этой организации. Германское отделение немедленно пришло к выводу, что все это – игра, и отказалось иметь дело с этим человеком. Однако немного погодя Толодзецкого арестовали поляки и сразу же повесили, и только после его смерти выяснилось, что материалы, которые он предлагал, было не только абсолютно настоящими, но и имели исключительную важность.

Значительный интерес представляет и история человека, которому германская разведывательная служба обязана за самое лучшее донесение о польской подготовке к наступлению. Он был мастером в области вербовки в разведку и, имея весьма исключительную способность в обращении с людьми, сумел воспользоваться услугами немалого количества старших офицеров, занимавших важные командные посты. Он также был добровольцем и также поначалу был отвергнут немцами. В отличие от Толодзецкого, однако, он сумел утаить в секрете свою попытку связи с немцами от поляков и продолжал делать это после того, как его приняли. Когда обескураженные немцы поняли, какой ценности материал он им предлагал, они сделали все возможное, чтобы восстановить с ним связь, но прошло два с половиной года, пока они смогли организовать новую встречу. В это время он, однако, оказался под подозрением в сотрудничестве с немцами, и те очень хотели, чтобы он остался в Германии, где был бы в безопасности. Но он остался глух ко всем их заверениям; движимый силой своей привязанности к женщине, которую любил, он вернулся в Польшу, где его вскоре арестовали.

Когда началась Польская кампания, его вместе с сотнями других узников перегнали пешком на восток. Как только он с товарищами услышал о присутствии германских передовых танковых частей вблизи Брест-Литовска, они вырвались и убежали. Агент установил контакт с передовыми немецкими войсками, и ему удалось поговорить с их командиром, который поверил его рассказу и отправил его через день-два на соответствующую немецкую разведывательную базу. Потом немцы использовали его для ведения разведки против Советской России, и здесь он оказал огромные услуги. Когда началась война с Советским Союзом, его откомандировали во фронтовую разведку, в которой он был неоценим как инструктор для агентов. Однако в конечном итоге один из его собственных агентов устроил на него засаду и застрелил его.

В такой разведывательной деятельности очень важно уметь пользоваться работой, проделанной германскими пограничными полицейскими силами, которые, однако, подчинялись не армии, а министерству внутренних дел Пруссии. Поначалу сотрудничество обещало развитие в нужном направлении, но затем произошел инцидент, который положил внезапный конец всему дальнейшему сотрудничеству. Польская разведывательная служба очень хотела завладеть германским противогазом самого последнего образца, однако вместо того, чтобы делать это через свой отдел II, который был подходящим для этого учреждением, было приказано получить его так называемой пограничной охране. Один из поляков обратился к некоему немецкому сержанту, который выслушал то, что ему было сказано, а потом доложил об этом своим начальникам; далее в соответствии с приказом он написал этому поляку письмо, которому поляк так искренне поверил, что после нескольких новых встреч согласился переправиться через Вислу со своим коллегой и встретиться с сержантом в небольшой избушке, которая использовалась для паспортного контроля. В момент передачи противогаза выскочили спрятавшиеся немцы, завязалась перестрелка, в ней один из польских комиссаров получил смертельное ранение, от которого впоследствии умер. Второй комиссар был приговорен к пятнадцати годам тюремного заключения, но потом был обменян. Этот инцидент, весьма заметно фигурировавший на страницах иностранной печати, так потряс невозмутимость министерства внутренних дел, что всякое сотрудничество было прекращено на длительное время.