Германская шабашка - [4]

- Вы валюту не допишете в декларацию? Я вас отблагодарю. - Он сразу повеселел.

Интересно, как отблагодарит? Наверное, я не похож на обеспеченного человека.

- Как его погремуха? - длинноволосый из турбюро чуть не обжег щенка сигаретой, хотел погладить.

- Кличку дадут хозяева, - неохотно объясняет евроюноша.

- Это пит? - спрашивает с пониманием человек в очках. - Он там меньше двух не стоит.

- Я за полторы отдам знакомым, - говорит евроюноша.

Водитель закрывает багажник. Лезем в бельэтаж. Собачник вложил в пасть щенка таблетку. Будущий убийца задремал у него на коленях.

Девушки едут знакомиться или насовсем. Одна в плаще-крылатке, очки с цепочкой.

Мучиться еще больше суток, румяна, конечно, останутся на спинке сиденья.

Нервно смеется, волосы то распустит, то заколет.

Вторая практичнее, в спортивном. И с довеском, мальчик, кажется, хнычет, мамашу еще везет из Харькова. Эти на подготовленную почву.

Матерых гастарбайтеров не видно, ни двуручных пил в мешках, ни топоров, ни веревок, ничего шанцевого. Правда, мой сосед в телогрейке, вроде на леща собрался. А пальчики тонкие, белые, за ногтями следит. Или самый хитрый, или с лесов упадет.

- Нет, не возьму, - говорит лежачая дама, у нее не фиксируется спинка, - и не уговаривайте. Вы ворованные машины перегоняете...

- Почему обязательно ворованные?

- Вам лучше знать почему.

- Вы странная женщина. Наверное, никогда не выезжали.

- Думаю, побольше, чем вы, молодой человек.

- Сколько он вам дал? - поинтересовался сосед в фуфайке.

- Четыре сотни, - говорю.

Он усмехнулся в фуфайку, но ничего не сказал.

После шампанского останавливаемся часто. Девушка в очках спускается из бельэтажа, подаю руку. Пальчики холодные.

- Спасибо. - Взмахнула крылышками и по тропинке.

- Туда не идите, - говорю, - там бабушка.

Очень раскрепощенная бабушка, приседает, где попало, я на нее чуть не упал.

При ней муж, не старые еще, чтоб совсем наплевать на приличия. Что это, местечковость или в знак протеста?

Девушка рассеянно прогулялась, лесок чахлый, много мусора, пыльные кульки валяются. Веточку отломила, бросила, гадко.

- Сколько он вам дал? - спрашиваю.

- Кто? Четыреста с чем-то.

- Плюс мои четыреста. На месяц в Алупке хватит. Отстать не хотите?

- А почему именно в Алупке?

- Там есть где остановиться. Товарищ снял комнату с видом на Ай-Петри. Между прочим, Меркуцио играет.

- Он в Алупке на гастролях?

- Он там меняет рубли на купоны, но не ломщик. А вообще в двух театрах играет.

На остановке у родничка не вышла.

- Сколько стоим? - спрашивают.

- Мы опаздываем. - Водитель лягнул колесо.

Куда опаздываем? Можно пересечь границу за сутки, а можно за полчаса.

Углубляюсь в кусты, слышу, ветка хрустнула, автолюбитель дружелюбно побрызгал под елочку.

- Сарай наш, - говорит, - завелся.

Присматривает, а может, разговор мой с барышней подслушал.

Дверь закрылась, водитель просит:

- Посмотрите, все ли есть.

- Все, все.

Только тронулись:

- Стойте! Деда с бабкой забыли.

Ту самую парочку без комплексов.

- Вы же всегда дольше стояли, - говорит бабка вместо извинений.

Нигде в мире нет такой армии опоздавших. Опоздания планируются, на них рассчитывают. Если я опаздывал, то всегда кто-нибудь сдавал билет.

Один даже предъявил билеты всего вагона. Он в Кургане задержался у газетного киоска, стал листать "Новый мир", увлекся, а поезд ушел. Дежурный говорит ему:

"Подождите, вы не один".

Опоздавший: "Извините, не могу ждать, я проводник". А под мышкой у него сумка с билетами и "Новый мир". Оказалось, студент-заочник. "Моя тема, - говорит, - Брюсов".

Или представьте, опаздывает водный пассажир. Буксиры отлепили судно от стенки, уже метровая полоса воды, а он догоняет с чемоданами. Матросы из ласт-порта, выреза в борту, кричат: "Прыгай!". Пароход не поезд, человек и прыгает с трап-сходней, но не успевает пригнуться, ударяется лбом о корпус судна и летит на бетонный причал вместе с матросом, не отпускает его. Высота метров семь. Я видел это с борта другого судна.

Те, кто на ПМЖ, уложили детей и на них спят. Справа зарево в небе, объезжаем большой город. Разбитая дорога, как последнее проклятье, домишки вплотную, не отстают, будки, будки, непрерывный пригород без города. Кто-то горбатится под козырьком заведения, допивает ночную водку.

Двенадцатый час. Кажется, скоро. Повороты, встречные фургоны с ревом толкают воздух, чужие номера, наши изношенные легковушки просели, еще прицепы тащат. И сетка, навес-модуль, прожектора, строгость, волокита под видом порядка.

- Чья собака? - спрашивает таможенник.

Евроюноша предъявляет штампы прививок. Питбуль проснулся, но плетется неуверенно, от таблетки его пошатывает. С прививками все в порядке, а у хозяина просрочена виза. Разбили голову, ограбили, лежал в киевской больнице.

Звонил из больницы в посольство. Сказали: "Предъявите выписку из больницы, там пропустят". Теперь ему надо ехать во Львов в консульство.

Снова лезем в голубятню. Надоело. Какие-то бесполезные огни в камышах, кусты щетинятся, столбы, шесты и столбики, ничейность и снова резервация.

Неувязка с детьми. У кого-то не записаны дети в паспорте или записаны не те.