Германия: самоликвидация - [50]
В этом и состоит суть дела: нужно рассматривать гарантированный основной доход в социологическом и психологическом аспекте «включения, а не исключения». Материального исключения из социоэкономически необходимых благ и услуг можно избежать, и в Германии ему препятствуют путём основного обеспечения посредством пособия по безработице II и социальной помощи. Но чем меньше настаиваешь на том, чтобы каждый человек вносил свой посильный вклад, тем больше способствуешь, собственно говоря, наихудшему исключению из реальных взаимосвязей жизни — отходу от обмена результатами труда в обществе и отказу от источника справедливой гордости. Социолог Хайнц Буде доводит эту мысль до точки:
«Убеждение, что можно компенсировать социальную дискриминацию посредством индивидуально присуждённых и розданных выплат, привело к порождению культуры зависимости, которая сделала людей клиентами учреждения вместо хозяев собственной жизни… Изначальная цель — оказать помощь в реализации собственных ресурсов — превратилась в свою противоположность, а именно: в закрепление зависимости от благотворительности. Будем откровенны. “Тот, кто живёт на средства от благотворительности, — писал ещё Токвиль в 1835 г., — живёт без страха, но и без надежды”»>{166}.
Сторонники гарантированного дохода для всех исходят сплошь и рядом из конца трудового общества, из растущих диспропорций между бедными и богатыми и из растущей ненадёжности и неоднозначности индивидуальной жизни. В этом отношении они следуют Ульриху Беку[27]>{167}. В мире, где работы становится всё меньше, люди хотят избавиться от необходимости, которую ощущают как недостойную: прилагать старания к тому, чего они всё равно не получат, то есть к оплачиваемой работе.
Верно, что для одиноких людей стали ощутимее ненадёжность и разрывы в глобализированной экономике. Это порождает страхи и неуверенность. Вообще говоря, растущие диспропорции между бедными и богатыми плохо поддаются доказательствам, и к области мифов относится утверждение, что в современном народном хозяйстве кончается оплачиваемая работа. В ФРГ число оплаченных рабочих часов на душу населения составляло около 1000 в 1960 г., а в 1990 г., накануне объединения Германии, это было уже 750. В настоящее время эта цифра уже много лет держится на уровне 700 — не очень впечатляющее подтверждение конца трудового общества. Если провести сравнение по разным странам, количество работы в Германии необычайно низко>{168}. В Швейцарии и в США — обе страны богаче Германии — количество оплаченных рабочих часов на одного жителя на 30 % и соответственно на 35 % выше, чем в Германии.
Впрочем, тот аргумент, что работы становится мало, довольно стар. Эрих Фромм[28] ещё в 1966 г. в своём глубоком анализе «психологического аспекта гарантированного дохода для всех» исходил из допущения, что «для постоянно растущей части нашего населения вообще больше нет работы»>{169}. И хотя он заблуждался в этом, тем не менее провидчески пришёл к выводу, что свобода от принуждения к труду для многих ставит также вопрос и о смысле жизни. Он понимал гарантированный доход как вхождение в общество, которое ограничивает материальное потребление, и путём изменения человека действует, создавая новые смыслы. Только препятствуя тому, чтобы другие имели существенно больше, гарантированный доход может способствовать росту удовлетворенности:
«Сегодняшний человек обладает ненасытной жаждой ко всё большему потреблению. Это имеет свои последствия: поскольку алчность к потреблению больше не знает границ и в обозримом времени никакая экономика не сможет произвести достаточно, чтобы обеспечить любое неограниченное потребление, никогда не может быть (с точки зрения психологии) настоящего избытка до тех пор, пока главенствует характерная структура homo consumens. Алчный всегда страдает от нехватки, поскольку он никогда не получает достаточно, сколько бы он ни имел. Но это означает, что те, кто будет жить на уровне гарантированного дохода, будут чувствовать себя фрустрированными и неполноценными и что те, кто больше зарабатывает, останутся пленниками обстоятельств, поскольку будут бояться потерять возможность максимального потребления. На этом основании я думаю, что гарантированный доход решит лишь известные (экономические и социальные) проблемы, но желаемого радикального действия не окажет, если мы одновременно не откажемся от принципа максимального потребления»>{170}.
Фромм рисует затем утопическую картину управляемой экономики, которая перестроится с личного потребления на общественное благо, а в итоге изменится и сам человек: «Лишь с превращением homo consumens (человека потребляющего) в продуктивно-деятельную личность человек испытает свободу как истинную независимость, а не как безграничную возможность выбирать из благ потребления». Но он видит и риски: «Опасности, что государство, которое всех кормит, может стать материнским божеством с диктаторскими свойствами, можно противостоять лишь одновременным эффективным умножением демократических методов во всех общественных сферах»>{171}.
Привет от духа 1968 г. (смешанного с толикой вони ГДР). Легко насмешничать, но заслугой Эриха Фромма является то, что он последовательно додумал до конца мысль о гарантированном доходе: довольство, которое было целью стремлений, и освобождение от давления конкуренции наступят лишь в случае, если никто не будет иметь намного больше, чем остальные, а это должно обеспечить государство путём управляемой экономики и вмешательства в свободу потребления. Поневоле вспоминается слоган Левых в последней предвыборной кампании в бундестаг: «Богатство — для всех».
