Германия на заре фашизма - [48]

Республиканские лидеры не делали систематических попыток использовать явную консолидацию республики, чтобы повлиять на него. В какой-то мере это было вызвано их неспособностью понять стержневой роли президентства, так же как и недостатком контакта с Гинденбургом. Они чувствовали его недоступность для себя, как физическую, так и умственную, – чувство, несомненно усиленное отчётливым сознанием своего более низкого социального положения. В отличие от людей вроде Вестарпа, Тирпица или Ольденбург-Янушау большинство республиканских лидеров так никогда и не преодолели раболепства в его присутствии, а это мешало им излагать свои взгляды в нужном свете.

Эта трудность ещё более усиливалась внутренней неуверенностью умеренных буржуазных партий, что удерживало их от поддержки Гинденбурга в его осторожных попытках сотрудничать с республикой. Упадок демократической партии и напряжённая внутренняя борьба внутри Немецкой народной партии Штреземана являлись свидетельством этой неуверенности. Она отчётливо проявлялась и в партии «Центра», объединённой общими культурными и религиозными ценностями католического вероисповедания и являвшейся одним из столпов республики. Состав партии был социально и экономически гетерогенным и включал как монархистов, так и республиканцев. Чтобы удовлетворить интересы столь разнообразных групп, было необходимо избегать окончательных обязательств. Поэтому лидеры партии отклонили требования левого крыла центристов назвать себя республиканской партией и продолжали настаивать, что партия «Центра» является конституционной, готовой сотрудничать с любым законным правительством, и не связана с какой-либо особой формой правления. Следует признать тот факт, что партия «Центра» не входила в число партий – защитников республики, также она не хотела, да и не могла противодействовать антиреспубликанскому давлению на Гинденбурга.

При таких обстоятельствах социал-демократическая партия, единственная крупная партия, безоговорочно поддерживавшая республику, могла бы счесть своей основной задачей укрепление и защиту демократических республиканских институтов, активно участвуя в правительстве (во всяком случае, это было бы разумно). Тем не менее за исключением двух небольших промежутков – в 1921 – 1922 годах и в 1923 году – партия в период между 1920 и 1928 годами не входила в состав ни одного правительства рейха. Частично это объяснялось яростной оппозицией националистов и большей части Немецкой народной партии, которые отказывались работать с социалистами. Но социалисты и сами никак не могли решить, хотят ли они приобрести влияние, войдя в правительственную коалицию с буржуазными партиями, но ценой отказа от части социальных требований, с риском утратить часть своих членов, которые перейдут к коммунистам. Или же они желают отстаивать свою программу и оставаться в оппозиции, лелея надежду, что когда-нибудь потом они смогут войти в правительство на более благоприятных условиях. Ожидание такой возможности, безусловно, было связано с риском, потому что, если националисты войдут в правительство раньше, республика, скорее всего, станет ещё дальше от надежд и целей социалистов. Рудольф Хильфердинг – главный партийный теоретик – сформулировал эту дилемму так: «Немецкие националисты всячески пытаются войти в правительство. Перед социал-демократами теперь стоит вопрос, сумеют ли они предотвратить участие националистов в правительстве, чтобы и дальше проводить республиканскую политику. Причём сделать это необходимо такой ценой, чтобы оправдать тяжёлую ответственность, связанную с участием в правительстве, и получить одобрение рабочего класса. Ответ будет зависеть от вклада, который партии, занимающие среднюю позицию, хотят внести в политику республики».

Не приходится сомневаться, что сам Хильфердинг не слишком стремился к участию социал-демократов в правительстве. И он был не один такой. Пауль Лёбе – президент рейхстага от социалистов – тоже настаивал, чтобы партия сосредоточила свои усилия на реализации своей экономической и политической программы, поскольку республика уже твёрдо стоит на ногах. Теперь формулировка основной идеи изменилась: не «республика против монархии», а «капитализм против социализма». Поэтому пребывание в оппозиции более соответствовало партийным целям, чем вход в коалицию с буржуазией. Большинство партийных лидеров разделяли эти взгляды. В таком отношении, конечно, присутствовал элемент менталитета классовых борцов, но также нельзя отрицать общее нежелание взять на себя власть и ответственность и отчасти положиться на предположительно неудержимую эволюцию, которая приведёт к достижению социалистических целей.

Некоторые лидеры социал-демократов были решительно против такой стратегии. Среди них были Браун и Северинг, которые долгое время работали в прусском правительстве и могли лучше оценить значение активного участия в правительстве. Северинг продолжал настаивать, чтобы его товарищи по партии вошли в коалицию с буржуазными партиями. Настаивать на обособленной социальной политике вне коалиции казалось ему нереальным и непрактичным. Более того, он считал маловероятным достижение взаимопонимания с Немецкой народной партией, выражавшей интересы крупной промышленности, по вопросу продолжительности рабочего дня, безопасности труда, страхования и прав рабочих. «Будут ли эти проблемы решены в пользу рабочих, – вопрошал он – если влияние тяжёлой промышленности останется не вызывающим возражений в кабинете, или будет лучше с точки зрения труда, если социал-демократы будут участвовать в формировании политических линий (до предоставления их в рейхстаг)?»