Герман - [35]

– Скоро будет готов твой парик, заказной. Он из настоящих волос, по мерке. В нем будет гораздо лучше.

– Я урод, – прошептал Герман в подушку.

Мама наклонилась к нему.

– Что ты сказал?

– Урод я! Урод!

– Герман, не говори так. Не бывает уродов.

– Значит, меня нет.

Мама смутилась, но потом осторожно положила руку ему на голову и бережно провела по поникшим кустикам волос. И Герману вспомнилось, что раньше она всегда делала так, когда у него отрастали волосы и пора было идти к парикмахеру. Ничего прекраснее он не знал: мама ерошит ему волосы, тянет, играя, челку и смеется. Герман зарылся лицом в подушку, мамина рука лежала на его голове, и было так тихо, что слышно даже, как папа жует на кухне батон. Внезапно добавился новый звук. Он шел с кровати, с подушки.

– Герман, ты плачешь…

– Еще чего.

– Ничего плохого, если поплачешь.

– Шампунь в глаз попал.

– Жжет?

– Немножко.

– Тогда хорошо бы поплакать, глаз промыть.

– Я не плачу. Все, иди.

Мама встала, открыла дверь, свет из коридора залил стену белым.

– Спокойной ночи! – крикнул папа.

– Спокойной ночи, – шепнула мама.

– Спокно.

Наконец мама закрыла за собой дверь. Темнота вернулась. Слезы вышли из берегов. Вода накрыла с головой, вокруг было темно, безмолвно и медленно. Там, под водой, он и заснул, упершись лбом в медузу, и во сне стал выгребать наверх, на поверхность. Прорвал тонкую блестящую пленку воды и сел. И увидел, что и в этом мире темно и одиноко.

Герман открыл шкаф, достал костюм, надел длинный черный плащ, маску, шляпу с широкими полями, всунул шпагу в шлевки пояса – он готов. Отомкнул дверь, прислушался; пролетел по коридору тише ветра и быстрее птицы. Съехал по перилам на первый этаж, выскользнул на задний двор, вскарабкался на забор и соскочил на ту сторону ловчее рыси. Если кто и собрался за ним в погоню, он их всех перехитрил.

Он стоял посреди Габельсгатен и рассматривал светящиеся кольца вокруг полной луны. Это к удаче. Но луну закрыли черные облака и густой снег, он падал и ложился на следы Германа. Все равно, он и так знал, куда идти.

Вывеска на кинотеатре давно выключена, названия фильмов исчезли. Прокравшись вдоль стены, Герман шпагой взломал дверь, из которой зрители выходят, и проник внутрь. Отлично! Он замер и прислушался: ни звука. Пошел вглубь по темному коридору, держа оружие наизготовку: если Монастарио нападет, то не застанет его врасплох. Впрочем, он наверняка спит сейчас, выпил будь здоров. А охрана думает, что никакой опасности и близко нет. Это они ошибаются. Вот еще одна дверь, Герман осторожно опустил ручку, подцепил створку шпагой, распахнул ее – и оказался в кинозале. Занавес на экране был задернут, настенные бра светили как факелы. Но в зале кто-то сидел. Мужчина в сером костюме. Положив ноги на кресло перед собой, он читал книгу. Герман подошел ближе – и узнал его. Это был Зорро, но в образе книжного червя дона Диего. Хитер, ничего не скажешь.

Герман сунул шпагу за пояс, сел рядом и тоже положил ноги на спинку кресла впереди.

– Что это значит? – спросил Зорро.

– Я подумал, тебе нужна помощь.

– О да, чтобы подгонять время. Пока ждешь продолжения, дни тянутся бесконечно. Эту книжку я скоро наизусть выучу.

– А что за книжка?

– Нашел вот тут. Некий Герман Вильденвей.

– Я тоже Герман.

– Дон Диего. Думаю, мне не сулит неприятностей признание, что еще я действую под именем Зорро.

– Я не разболтаю.

Дон Диего тяжело вздохнул.

– Хорошо хоть меня тут навещал звонарь из Нотр-Дам. Я ему даже помог в конце.

– У них с красавицей все кончилось хорошо?

– Да, кончилось все прекрасно. Так обычно и бывает. Хотя ему крепко досталось.

Они замолкли и просто смотрели на клетчатый занавес. Герман исподтишка разглядывал дона Диего. В жизни тот казался гораздо меньше, чем в кино; и еще он был бледен, как будто не гуляет, только сидит дома и читает умные книги. Герман даже пожалел, что вырядился в секретный костюм.

– А сам-то как? – выпалил он.

– Ну как… Время тянется порой бессмысленно. Торнадо стоит в конюшне, а от фокусов Бернардо я, честно говоря, подустал, все его трюки я видел тысячу раз, но он и не думает менять их. Впрочем, парень он отличный. Куда я без него?

– Я про кино спрашиваю, – сказал Герман. – Чем закончилось?

– Я сбежал из тюрьмы. Я ж тебе говорю, обычно все кончается хорошо. Когда это знаешь, на душе спокойнее. А вообще-то я сейчас другим занят.

– Но как ты выбрался?

– Один каменный блок в полу расшатался, я поддел его шпагой, вытащил и вставил в распор между стенами. Они остановились, не успев меня раздавить.

– Ловко! А та молодая дама?

– Разумеется, я освободил ее и препроводил в надлежащее место, по пути выиграв несколько опасных поединков.

Дон Диего ушел в себя, Герман решил его не дергать.

– Мне кажется, я влюбился в нее, Герман, – задумчиво произнес дон Диего. – Как дальше сложится – не знаю, и это меня мучает, да.

– Все наверняка закончится хорошо, Зорро. То есть дон Диего. Обычно всегда так бывает.

– Это ты мне очень кстати сказал. – Дон Диего положил руку Герману на плечо. – Хотел спросить: какая из моих историй тебе нравится больше всего?

– «Черный рыцарь» и «Маски сорваны» очень хороши. Но лучше всех «Двойник».