Герман - [30]
– Слушай, Герман, это был настоящий гигант, тот Бяшин пятьдесят девятого года против него червяк.
Герман не хотел идти. Герман не хотел идти с мамой. Герман не хотел идти с мамой к Пузырю. Он вцепился в стул и отказался выходить из комнаты.
Мама стояла в дверях уже в пальто.
– Чего ты боишься? Ты ходил к Пузырю много раз.
– Я не буду носить парик.
– Мы только снимем мерки.
– Ага. Еще раз вы меня не обдурите.
Мама сделала два шага в комнату. Пуговицу она тем временем почти открутила.
– Герман, я никогда не пыталась нарочно тебя обмануть. Ты это знаешь. Пузырь просто посмотрит твою голову, чтобы сделать парик на случай, если он тебе понадобится.
Она вскинула глаза, и до нее вдруг дошло.
– Ты не хочешь снимать шапку поэтому? – тихо спросила она.
Герман кивнул и повесил голову.
– Послушай, Пузырь перевидал все на свете головы и волосы. Он видел волосы, которые растут внутрь головы, и женщин с бородой и усами.
– Незачет.
– Можем после него сходить в «Студента».
Герман наморщил лоб.
– И заказать банановый сплит. С вареньем из смородины и шоколадным соусом.
Герман молча слушал.
– И малиновый коктейль молочный.
Герман задумался.
– Ну если так… – сказал он наконец.
Всю дорогу вверх по Габельсгатен он полз, как будто смазал подметки клеем. Но как ни затягивал путь, а все-таки оказался в конце концов у парикмахерской. Странно, если вдуматься.
Пузырь уже поджидал в дверях. На нем был свежий и хрустящий белый халат, в нагрудном кармане блестели две расчески и ножницы, черные усики отсвечивали под носом. Он поклонился даже глубже, чем Якобсен-младший, потом медленно распрямился и поднял красное лицо.
– Сюда, пожалуйста!
Через зал, где спал сморившийся старичок, а пожилые дамы, всегда одни и те же, вязали кухонные прихватки, сидя под колпаками фенов, Пузырь провел их дальше, распахнул дверь, и они зашли в комнату. Здесь парикмахерское кресло стояло у стены, которая на самом деле не стена, а огромное зеркало.
– Прошу!
Пузырь закрыл за ними дверь, размял пальцы и несколько раз обошел вокруг Германа.
– Не хотим ли мы присесть?
– Вы первый.
Пузырь взглянул на маму, потом засмеялся. Положил руку Герману на плечо и выключил смех.
– Я имел в виду тебя.
– Не хочу смотреть в зеркало.
– Ты не хочешь смотреть в зеркало?
Пузырь опять обернулся к маме. Она сделала какие-то знаки руками, и парикмахер снова расплылся в широченной улыбке – усы едва не отлетели.
– Вот и отлично, сейчас мы просто повернем наш стульчик.
Откинув стопор, он развернул стул. Герман вскарабкался на сиденье, и Пузырь принялся давить на педаль, как будто ехал в гору на велосипеде. Потом ему пришлось приспустить Германа пониже, чтоб они оказались на одной высоте.
– Ну а теперь снимем шапочку.
– Вы вроде без шапки, – заметил Герман.
Пузырь покраснел, но это не особо бросалось в глаза, он с самого начала был довольно розовый. Усы беспокойно елозили под носом.
– Я говорил о твоей.
На всякий случай зажмурившись, Герман сорвал с себя шапку. Со всех сторон одышливо сопел Пузырь, его пальцы подобрались совсем близко.
– Как тебя сегодня стричь?
– У меня нет брата!
Герман открыл глаза, Пузырь свои опустил.
– Я сегодня глупости говорю, да?
– Да.
Долгая тишина. Мама сняла пальто и примостилась на стуле у входа. Ей явно было неуютно; она попыталась улыбнуться, но улыбка искривила рот.
– Пойду попью водички, – сказала она тихо.
Пузырь достал сантиметр, наклонился над Германом и давай крутить его голову во все стороны.
– Превосходно…
– Вообще ничего хорошего.
– Волосы кое-где выпали, да. Но голова потрясающей формы! Само совершенство. Как будто мастер делал. Я опять глупости говорю?
– Да.
Пузырь начал снимать мерки. От уха до уха, от лба до затылка, от виска до виска, от пробора до уха, объем прямой и косой… Каждую цифру он записывал в свою тетрадку, все время потел и мурлыкал себе под нос «Танго для двоих». Под конец он отрезал прядку и положил ее в прозрачный пакет.
Он был очень доволен, Пузырь.
– Все будет в лучшем виде. Никто ничего не заметит.
Герман натянул шапку, мама встала.
– Добавьте по сантиметру, – попросила она, – на вырост.
– Конечно. Но вообще-то он эластичный, прекрасно тянется.
Пузырь перевел взгляд на Германа.
– Тебе ж ведь не нужен буйволиный или бараний волос, верно? А у нас лучший европейский волос. Ты себя не узнаешь. В смысле – ты станешь краше прежнего. И тебе не надо будет ходить ко мне стричься. Что скажешь?
– Вас кто стрижет?
Пузырь спрятал ножницы в нагрудный карман.
– Матушка моя. Ей восемьдесят один, – тихо сказал он. – А с усами я сам управляюсь.
Он стал суетливо искать что-то в ящике.
– Сделать такой парик из натуральных волос – это не пять минут. Рассчитать все – целое искусство, уж простите. Парк Вигеланда тоже в один день не построишь. Но у вас и не горит пока. Волос тут пока хватит. Речь о декабре, я думаю.
Пузырь наконец нашел, что искал. Открыл коробку, отогнул тончайшую бумагу и гордо достал двумя руками скальп.
– Но пока ты будешь дожидаться своего европейского шедевра, вот тебе это!
Он торжественно вручил парик Герману, тот похожим движением передал его маме. У мамы сделался вид, будто ей сунули живого угря, и она не знает, как его прикончить. Но парик хоть не трепыхается, как рыба. Лежит себе тихо.
