Герман Геринг — маршал рейха - [34]

Как раз в это время у входа в «Бюргербройкеллер» появился Гитлер. Он выразил удивление, увидев так много народа, толпившегося на площади снаружи, и, подойдя к полицейскому, который узнал его, заметил, что было бы лучше держать площадь и улицы свободными на случай беспорядков. Полицейский согласился и принялся разгонять толпу. Гитлер был доволен — он хотел очистить проход в пивной зал для своих людей, которые должны были скоро прибыть.

Он вошел в двери и был встречен в холле своим личным охранником Ульрихом Графом, который вручил ему нетронутую кружку пива и провел его за стол в задней части зала, откуда тот мог видеть сцену. В тот момент с ним находились четверо его сообщников: Макс Амман, управляющий его коммерческими делами и не раздумывая пускающий в ход кулаки, Йозеф Герум, Рудольф Гесс, неоднократно участвовавшие в уличных схватках и потасовках, и неожиданный в этой ситуации Эрнст Ганфштенгль по прозвищу Путци, весельчак и одаренный пианист, который, несмотря на свой почти двухметровый рост, обычно чувствовал себя неуютно и робел среди упившейся пивом толпы.

Наконец Ульрих Граф, который выходил на улицу, поспешно зашел обратно и, наклонившись к Гитлеру, прошептал:

— Они прибыли!

На площадь въехал грузовик, заполненный штурмовиками в касках, которые стали быстро спрыгивать на мостовую. Возглавляемые Германом Герингом, они устремились к пивному залу. Никто из полицейских не пытался их остановить. Впоследствии они объяснили, что из-за стальных шлемов штурмовиков подумали, что это прибыли регулярные части рейхсвера. Одновременно со всех сторон на площадь начали заезжать новые грузовики, и другие группы путчистов, высаживаясь, стали стягиваться к «Бюргербройкеллеру».

В это время Гитлер вскочил на ноги и, ударив об пол своей кружкой, выхватил из кармана браунинг. Его сообщники сделали то же самое и устремились за ним через зал. Лидер нацистов намеревался объявиться с драматическим эффектом, подобно джину из старой сказки, появляющемуся на сцене из бутылки в облаке дыма, но люди за столами и на лавках сидели так густо, что быстро пройти к сцене было невозможно. Фон Кар заговорил лишь несколько минут назад, и прошло несколько мгновений, прежде чем он начал понимать, что творится что-то неладное, и замолчал.

В конце концов, благодаря Ульриху Графу, активно использующему свои немалой ширины плечи, и остальным, размахивающим пистолетами, путь был расчищен, и Гитлер добрался до сцены.

Между тем недовольство и беспокойство присутствующих, поднявших ропот, превратились почти в панику, когда у всех входов встали штурмовики и боевики из «Оберланда». Тех, кто пытался выйти, они грубо заталкивали обратно. В какой-то момент один из полицейских помощников фон Зайссера, майор Гунглингер, неспешно направился к Гитлеру, держа одну руку в кармане.

— Мне показалось, что он вынимает пистолет, — объяснил впоследствии Гитлер. Он поднял свой собственный пистолет и, приставив его ко лбу Гунглингера, рявкнул: — Выньте руку!

Майор вынул руку, которая оказалась пустой.

Шум и крики усиливались, и тогда Геринг, в надвинутом на глаза стальном шлеме и с пистолетом в руке, забрался на стол, пнул стоявшие на нем кружки и гаркнул:

— Тихо!

На него никто не обратил внимания, тогда Гитлер поднял браунинг и выстрелил в потолок.

— Если не будет тишины, — заорал он, — я прикажу установить на галерее пулемет!

В зале воцарилось тяжелое молчание.

После этого, по свидетельству одного очевидца, «было продемонстрировано такое ораторское искусство, которому мог бы позавидовать любой актер». Гитлер заговорил, а через пять минут он уже полностью владел аудиторией.

«Он начал говорить спокойно, безо всякого пафоса, — пишет этот очевидец, — и во вступлении ни слова не сказал против Кара. Кар пользовался его полным доверием и, в случае успеха путча, должен был стать регентом Баварии. В то же время следовало сформировать новое правительство в составе Людендорфа, Лоссова, Зайссера и его самого. Я больше не помню ни одного случая во всей своей жизни, когда бы настроение толпы изменилось так быстро, всего за несколько минут, даже за несколько секунд. Конечно, было и много таких, которые еще не „обратились“, но чувства большинства совершенно переменились. Казалось, здесь был какой-то фокус или магия. По залу прокатился гул одобрения, никаких возражений слышно больше не было».

После этого Гитлер провел настороженного фон Кара вместе с фон Лоссовом и фон Зайссером в находящуюся за сценой комнату для переговоров. Едва они расселись, как Гитлер, не давая им расслабиться и помахивая браунингом, заявил:

— Здесь осталось пять патронов — четыре для предателей, и, если все провалится, один для меня.

Несмотря на это, а также на все свое красноречие, он не смог в ходе горячей десятиминутной дискуссии склонить троицу оказать ему поддержку, в которой он нуждался для осуществления путча, уже, можно считать, начавшегося.

Оставив охранять их Ульриха Графа, который ходил с пулеметом, и Рудольфа Гесса, Гитлер вернулся в зал.

«Только теперь, — продолжает очевидец, — он заговорил очень серьезно, с волнением в голосе: „Там сидят Кар, Лоссов и Зайссер, пытаясь найти правильное решение. Могу ли я сказать им, что вы их поддерживаете?“ — „Да! Да!“ — громко раздалось со всех сторон. „В свободной Германии, — неистово выкрикнул он, — найдется достаточно места и для автономной Баварии! И я говорю вам: либо сегодня вечером начнется немецкая революция, либо рассвета не будет, и мы все погибнем!“»