Герман Геринг — маршал рейха - [119]

В ночь с 24 на 25 июля 1943 года семьсот восемьдесят тяжелых бомбардировщиков союзников пересекли Северное море, прошли над Любеком и с северо-востока обрушились на Гамбург. Этот город был самым важным портом Германии с миллионным населением. Его доки, центральная гавань и центральная часть были разбомблены с высокой и сокрушительной точностью. Англо-американские самолеты шли тесным строем, и в этот раз противодействие им зениток и ночных истребителей оказалось несравненно более слабым.

Дело в том, что в этом рейде англичане впервые применили простое, но эффективное средство „ослепления“ радиолокационной системы противника: полоски станиоля. Сбрасываемые кипами с воздуха, они симулировали на экранах немецких радаров изображения бомбардировщиков, вызывая большую путаницу и делая невозможным точное наведение ночных истребителей и зенитного огня. В ту ночь было сброшено полторы тысячи тонн бомб, причем сразу же оказалась полностью разрушенной водопроводная станция, и пожарные не смогли быстро потушить охвативший целые кварталы огонь. После этого союзники совершили еще пять массированных налетов, сбросив на город в общей сложности более восьми с половиной тысяч тонн бомб, так что к 3 августа весь Гамбург превратился в пылающий ад.

„Казалось, сам Ужас проявлял себя в вое и реве огня, — писал начальник полиции Гамбурга, — в дьявольском грохоте взрывающихся бомб и предсмертных криках людей. Словами невозможно передать весь кошмар, в котором пребывали жители в течение десяти дней и десяти ночей. Следы, которые после этого остались в облике города и на лицах людей, никогда не изгладятся“.

Ни Гитлер, ни Геринг не посетили Гамбург. (Гитлер ни разу не покинул ставку, чтобы увидеть, что делают бомбежки союзников с городами и населением Германии. Геринг же навестил несколько сильно разбомбленных городов.) Но Карл Боденшатц ездил туда посмотреть разрушения и вернулся с потрясающим отчетом.

„В своем кабинете, в ставке фюрера, Геринг несколько раз настоятельно повторил, что следует предпринять что-то радикальное, чтобы такая катастрофа больше никогда не произошла, — написал позднее Адольф Галланд. — Проблемы, возникшие в связи с налетами на Гамбург, были обсуждены в присутствии начальника генерального штаба [военно-воздушных сил генерала Гюнтера] Кортена, преемника Ешоннека [19 августа 1943 года Ешоннек застрелился, по-видимому, придя в полное отчаяние в связи с проблемами люфтваффе], генерального руководителя авиастроения Мильха и многих офицеров военно-воздушных сил“.

Результаты совещания подвел Геринг, ознаменовав принципиальный поворот в германском стратегическом мышлении. Люфтваффе, после своего периода наступления, в котором они достигли выдающихся успехов, сказал он, должны теперь перейти к обороне на Западе. Авианалеты союзников на рейх возможно будет остановить концентрацией всех сил на этой одной цели.

Отныне самой важной задачей военно-воздушных сил, продолжал рейхсмаршал, будет только защита жизни и собственности немцев, которые живут под постоянной угрозой бомбежки, а также сохранение потенциала военной промышленности. Под защитой увеличивающихся истребительных частей, сосредоточенных на воздушной обороне, люфтваффе скоро восстановят свою силу, и тогда Германия будет в состоянии наносить ответные удары.

„Никогда — ни до, ни после — я не наблюдал такой решимости и согласия среди людей, которые отвечали за руководство военно-воздушными силами, — пишет Таиланд. — Потрясенные гамбургской трагедией, все отбросили личные и ведомственные амбиции, не стало конфликтов между генеральным штабом и военными промышленниками, соперничества между бомбардировочной и истребительной авиацией. Осталось только одно общее желание сделать в этот критический час все возможное для защиты рейха, чтобы предотвратить вторую национальную катастрофу такого масштаба“.

Каждый, казалось, находился под впечатлением от вновь проснувшейся энергии Германа Геринга. „Он явно был захвачен общим настроем, — продолжает Галланд. — На какое-то время он нас оставил и пошел в кабинет фюрера, чтобы получить „добро“ на меры, которые мы наметили. Мы остались снаружи в напряженном ожидании. В этот час решалась судьба люфтваффе. Сам главнокомандующий решил, что существующий курс руководства боевыми действиями на западе не верен, и решил сделать полный разворот“.

Все командиры военно-воздушных сил понимали, что теперь все зависит от последнего слова, которое скажет Гитлер. Сам Галланд не сомневался, что он утвердит и поддержит выводы и решения их совещания всем весом своей власти.

Наконец дверь кабинета фюрера открылась и Геринг, сопровождаемый адъютантом Гитлера, вышел. Но ни на кого не глядя и не говоря ни слова, он сразу прошествовал в соседнее помещение. Дожидавшиеся его генералы в изумлении смотрели друг на друга. Что случилось?

Через некоторое время Геринг вызвал к себе Галланда и генерала Дитриха Пельца, командующего бомбардировочной авиацией.

„Перед нами предстала ошеломляющая картина, — пишет Галланд, — совершенно сломленный Геринг. Он сидел за столом, уронив голову на руки, и стонал, сквозь стоны нечленораздельно прорывались какие-то слова. Некоторое время мы в смущении молча стояли, пока он наконец не взял себя в руки и не произнес, что мы стали свидетелями его глубочайшего отчаянья. Фюрер утратил в него веру. Все предложения, от которых он ожидал кардинального изменения ситуации с войной в воздухе, были отвергнуты: фюрер объявил, что люфтваффе слишком часто его разочаровывали, и о переходе от наступления к обороне в воздухе на западе не может быть и речи“.