Герцогиня и «конюх» - [4]

Рядом с «бодоаром» герцогини Курляндской находилась небольшая уютная гостиная. Анна Иоанновна перешла в нее.

Бестужев скрылся, но вскоре вернулся с белоснежной скатертью и несколькими бутылками. Он поставил посреди гостиной стол и кратко бросил герцогине:

– Накрывайте, ваша светлость.

И тут получилась странная, интересная картина: герцогиня и будущая российская императрица, слегка засучив рукава своего богатого бархатного туалета, стала накрывать на стол, как простая камер-фрау.

– Работайте, работайте, ваша светлость, а я пока озабочусь закусками и иными деликатесами,  – оживленно продолжал Бестужев.

Вскоре стол был сервирован.

Анна Иоанновна поставила посреди его роскошную вазу с ярко-пунцовыми розами.

– Ну а теперь, ваша светлость, давайте побеседуем немного…  – начал Бестужев.  – Садитесь!

Анна Иоанновна покорно села в вычурное золотое кресло.

– Итак, вы упорно желаете, чтобы принц Мориц Саксонский сделался вашим супругом, приняв курляндскую герцогскую корону? – спросил Бестужев.

– Да,  – еле слышно слетело с уст Анны Иоанновны.

– Вы полюбили его, Анна? Но как могло это случиться? Вы видели его мельком у меня…

Герцогиня, передернув плечами, возразила:

– Ну и что ж из того, Петр Михайлович, что только мельком? Он – ты прости меня за откровенность! – сразу завладел моим сердцем, лишь только я увидела его… Такой красивый, смелый, решительный. И потом истомилась я во вдовстве моем. Посуди ты сам: каково сладко мне живется?… Что такое я? Жена без мужа, герцогиня без настоящей короны, без власти, без силы. А годы идут, мой старый друг, идут неумолимой чередой… И какие годы! Лучшие, молодые уже прошли.

Бестужев, как-то сострадательно поглядев на Анну Иоанновну, произнес:

– Вы, ваша светлость, все говорите, как женщина, а не как лицо из царственного дома… Но мы, дипломаты, царедворцы, должны глядеть несколько глубже, соображаясь с массой побочных обстоятельств.

Анна Иоанновна сделала нетерпеливый жест рукой.

– Одну минуту внимания, ваша светлость! – остановил ее Бестужев.  – Дело в том, что лично я сильно сомневаюсь, чтобы ваше пламенное желание могло осуществиться. И, если это дело провалится, вините только свое рождение: все, имеющие право носить горностаевые мантии,  – несчастнейшие из всех смертных, так как все их желания зависят не от их воли, а обязаны согласоваться с известными конъюнктурами…

– Я не понимаю тебя, Петр Михайлович! – слегка побледнев, сказала герцогиня.

– Сейчас вы поймете, ваша светлость.  – Бестужев налил в стакан золотистого токайского и стал мелкими глотками прихлебывать ароматную, крепкую влагу, после чего продолжал:  – Вам, Ан… ваша светлость, отлично известно, что такое представляет собою Курляндия. Это – тот лакомый кусок, на который точат свои зубы и Речь Посполитая, и Пруссия, и мы – русские. Весь вопрос заключается в том, кто окажется хитрее и за кем этот лакомый кусочек останется.

– Но я-то тут при чем? – негодующе вырвалось у Анны Иоанновны.

Старый царедворец проснулся в Бестужеве. Он вынул золотую, осыпанную бриллиантами, табакерку и, запустив в нос изрядную понюшку душистого табака, продолжал:

– Как «при чем» вы, ваша светлость? Разве вы не знаете, что вы – законный придаток к сему герцогству?

Бешенство исказило грубое, не особенно красивое лицо Анны Иоанновны.

О, эти молнии гнева, бороздившие ее лицо! Как часто потом, когда она сделалась императрицей, устрашали они толпившихся у ее трона.

– Как, как ты сказал: законный придаток? – задыхаясь от злобы, выкрикнула она.  – Кто же из меня чучело сделал?

– Ваш дядюшка, ваша светлость, великий император Петр.

Анна Иоанновна схватила серебряный кованый графин и с силой швырнула его в стену, но попала в зеркало, и последнее разбилось вдребезги.

Бестужев вздрогнул.

– Вы суеверны, Анна? – дрогнувшим голосом спросил он.

– О да!

– В таком случае поздравляю вас: кто-то скоро должен умереть… Дорога вам очищается, но… пока все еще темно… Однако вы, ваша светлость, перебили меня. Я возвращаюсь к курляндским делам. Итак, прошу вас внимательно слушать меня! Дело вкратце заключается в следующем. Побочный сын польского короля Августа Второго, саксонский принц Мориц, с тайного согласия своего отца, домогается и вашей руки, и курляндской короны… Так, ваша светлость?

– Так, Петр Михайлович.

– Теперь ответьте мне: все ли ведомо вам о принце Морице? – Бестужев подошел к Анне Иоанновне и схватил ее за руку.  – Все ли ты, Анна, знаешь о нем? – повторил он глухим, вздрагивающим голосом.

Это давно, почти никогда не слыханное «ты» поразило Анну Иоанновну.

– А что… что именно? Какая тайна? – испуганно вопросила своего гофмаршала, старого интимного друга, герцогиня Курляндская.

– А то, что ведомо ли тебе… вам, ваша светлость, что этот Мориц – авантюрист, искатель грандиозных предприятий?

Анна Иоанновна схватилась за сердце.

– Знаете ли вы, ваша светлость,  – продолжал Бестужев,  – что он, этот блестящий, великолепный Мориц Саксонский, уже раз заключил брак по расчету с богатою наследницею Викториею фон Лебен, развелся с ней и теперь – кто знает? – отыскивает, быть может, лишь более блестящий, выгодный брак?