Герцог Бекингем - [4]

Гийом закашлял, с укоризной поглядев на женщину, чуть слышно процедил:

– Ничего, не извольте беспокоиться, я не суеверный. Я, простите, надумал прогуляться, так вот, пожалуй, пойду. Пройдусь.

С этими словами анжуец скрылся за дверью.

Улочка была узкой, тихой и безлюдной. Шевалье остановился, подняв вверх голову. Над ним простиралась лазурь бездонного, безоблачного неба. Глядя ввысь, улыбаясь солнечным лучам, он вдруг подумал о превратностях судьбы, заставивших его, вчерашнего узника, обреченного на смерть, самым невероятным образом избежать наказания, и привела в Париж, определив на службу к одному из наивлиятельнейших вельмож королевства. Но всё это меркло и казалось бессмысленным, в сравнении с тем, что он просто-напросто был жив.

1 лиар – мелкая французская монета.

ГЛАВА 3 (62) «Будет дело, найдется и третий»

ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ.

Около полудня, когда парижские кабачки наполняет шумная гомонливая разношерстная толпа, включающая в себя торговцев из провинции; парижских барыг; маклеров и шулеров, что часто одно и то же; погонщиков скота и скучающих без работы бретёров, а так же простых крестьян, оказавшихся в городе по какому-нибудь ничтожному дельцу, в трактире «Гнездо кукушки», за столом, на месте где их можно было обычно застать, сидело двое мужчин. Один из них, рослый, плечистый блондин, ловко крутивший в руке массивный, увесистый кинжал, набалдашник которого украшали два изумрудных глазка, о чем-то беседовал со своим угрюмым, коренастым товарищем, не сводившим глаз с мелькавшего над столом оружия. Впрочем, если быть предельно точным, то следовало бы отметить, что определение «беседа» вряд ли соответствовало сему странному действу, так как диалог, непременно требует участия обеих персон. Происходившее же за столом, едва ли можно втиснуть в сии рамки, так как монолог светловолосого балагура Тибо, только по необходимости, сопровождался кивками и качаниями головы безмолвного Крюка, что, признаться, несколько удивляло людей мало знакомых с этой необычной парочкой.

Ловкач-Тибо, как называли владельца диковинного кинжала, с которым мы имели возможность встречаться ранее на страницах нашего повествования, быть может, от бессилия, а скорее, от отчаяния, с досадой вонзил в дощатый стол клинок узорного дамаска. Словно одинокий кипарис, посреди бескрайних просторов лавандовых полей Прованса, шатаясь на ветру, возвышался стройный силуэт великолепного кинжала над поверхностью засаленного трактирного стола.

И раз уж «стальное жало» попало в фокус нашего уважаемого читателя, трудно удержаться, чтобы не сказать несколько слов об этом славном и древнем оружии, что мы с вашего позволения и попытаемся сделать. Даже от невооруженного и невежественного глаза дилетанта не могла укрыться принадлежность сего дивного предмета к рыцарям Храма: ордену Тамплиеров, официально учрежденного в 1119 году, и оставшемуся в памяти потомков, пожалуй, одним из самых загадочных образований в истории человечества. Вся история ордена, а так же его атрибутика носит глубоко мистично-символичный характер. Каждая деталь имеет своё значение, порой общеизвестный, а зачастую потаенный смысл, дозволенный для понимания лишь посвященным. Сей кинжал, на рукоятке и лезвии которого были отражены основополагающие символы ордена и его исторические знаки, являлся ярким тому подтверждением. Герб рыцарей Храма в виде белого щита с черной полосой, на котором изображен красный крест, символизирующий кровь Господню, был нанесен на рукоятке, которую венчал упомянутый набалдашник с двумя изумрудными глазками. Изогнутая гарда, служившая плавным переходом от рукояти к отсутствующим ножнам, являлась, чертой прерывающей фразу известную как один из девизов Тамплиеров – «Non nobis, Domine, non nobis, sed tuo nomini da gloriam!»¹ – дав пристанище лишь окончанию слова «nobis». Последнее можно скорее отнести к предположениям, так как Тибо владел лишь кинжалом, держа в строгом секрете историю приобретения сего примечательного оружия, а также сведения о ножах, о месте нахождения которых, вероятнее всего не имел ни малейшего представления.

Уставившись на колышущийся кинжал, оба молодчика сосредоточили бездумные взгляды на узорчатой рукояти, словно на божестве, которое вследствие проведения столь незатейливого обряда, обязано указать путь к осуществлению цели, растолковав, что именно следует делать. После продолжительной паузы, наполненной созерцанием, Тибо злобно прошипел:

– Куда подевался, этот чертов Гаррота?

Он метнул суровый взгляд на товарища.

– Ты был у Живоглота?

Крюк утвердительно кивнул.

– У одноногого Роже, у Тертого Жермена, у Железнобкого со Двора Чудес?

С прежним безразличием Крюк кивал, глядя на кинжал.

– Хитрая бестия этот Гаррота…

Вдруг лицо Тибо исказилось от мысли, которая ранее не приходила ему в голову.

– Послушай Крюк, а быть может, его уже нет в живых?! Да-да, перерезали глотку «медноголовые». Ты вспомни, как Гарроте едва удалось выбраться из «Гнезда кукушки», во время нашей последней встречи. Ну, а если даже в тот вечер ему удалось ускользнуть, то нельзя ручаться, что он впоследствии избавился от преследователей. «Колокол Нотр-Дама» звонит о том, что у Гарроты появился влиятельный враг, который рано или поздно настигнет и прикончит его, где бы он ни укрылся.