Герберт - [12]

Шрифт
Интервал

Из репродуктора продолжал выливаться вальс. Высокая худая женщина, сидящая напротив, как будто перестала смотреть мимо - теперь она разглядывала его. И попутчик Франц, крупный специалист по противозачаточным средствам, заметил это. Герберт старался прятать глаза, но они сами помимо его воли смотрели на хорошенькую головку в загадочных перьях. Он перестал есть и, скомкав салфетку, оглянулся по сторонам. Красный как рак попутчик пережевывал мясо. Вальсы кончились, из репродуктора раздавался приятный женский голосок, пересказывающий прогноз погоды. Официант стал вертеть колесико приемника, отыскивая музыку. Динамик издал предсмертный хрип, затем послышалось вступление, которое было невозможно спутать с чем-либо другим: "Вен ди зольдатен дурх дер штадт марширен"1.

Периодически Герберта осеняли острые мысли: судя по ним, посторонний мог бы заключить, что мальчик развит не по годам. Да только некому было сказать это - настолько все были посторонними, просто до ужаса посторонними. Он вновь оглянулся и, увидев, что проход пустой, встал и вышел из ресторана.

Он шел по вагонам против движения, найдя свой, сделал серьезное лицо и постучался к проводнику. Тот долго возился с замком, за дверью раздавалось сопение, наконец она распахнулась - тихий свет ночника озарил физиономию, испещренную морщинами разных пороков: лицо проводника напоминало карту железных дорог.

- Господин проводник, не могли бы вы дать мне на некоторое время ваш значок? - спросил Герберт.

- Какой значок? - не понял тот и поскреб взлохмаченные виски.

Герберт не знал, как лучше выразить свою мысль, и все время путался.

- Дело в том, видите ли, - он чувствовал, что краснеет, - дело в том, что у вас на френче значок. - Он показал на стул.

Сон проводника мгновенно прошел, глаза его сверкнули вниманием.

- А зачем он вам? - в свою очередь поинтересовался он.

- Я член гитлерюгенда и свой забыл дома.

- Это плохо, - сказал проводник, - такие значки нельзя забывать.

Проводник был старым фашистом, видать, с большим стажем. Может, я еще под стол ходил, думал Герберт, а он уже выбрасывал руку, приветствуя своих друзей.

- Значок я вам дам, мне даже приятно, что вы попросили его у меня, но ведь такие значки могут носить только члены партии.

- Ну, считайте меня будущим членом, - сказал Герберт и чуть улыбнулся.

Значок оказался тяжелым.

- Я сам вам его прикреплю. - Видимо, он еще не знал, как относиться к Герберту, а тот понял, что в этот момент проводник вкладывал в это занятие всю свою душу.

Обращали на себя внимание руки - это были руки человека, привыкшего к физической работе, руки с тупыми плоскими ногтями. Наверно, он и проводником работал недавно, а до этого, может быть, рыл каналы или сплетал канаты. Партия помогла ему устроиться на эту несложную работу с частыми выездами за границу.

Больше они не сказали друг другу ни слова. Должно быть, он эту свою партию очень любит, если с таким почтением относится к какому-то паршивому значку, решил Герберт.

Когда он вновь вошел в ресторан, то из приемника звучала уже совсем другая музыка. На лице его зажглась ослепительная улыбка, правое плечо инстинктивно выдвинулось вперед, - значок нес себя как плакат.

- Прошу сдавать деньги в фонд гитлерюгенда.

Это был вызов - впереди еще была граница. Ресторан оцепенел: за столами сидело много иностранцев, и они совсем не желали отдавать Гитлеру свои гульдены, фунты и франки. Однако немцы охотно полезли во внутренние карманы, видимо чувствуя в вызывающем фокусе печать судьбы.

Концы пожертвованных банкнот выглядывали из нагрудного кармана Герберта как пожухлые листья. Ему вдруг стало очень понятно выражение "стричь купоны".

Собрав деньги, он уселся за стол и стал их считать. Всего было семьсот семьдесят пять марок, сумма большая, - такой он еще никогда и в руках не держал. На губах его играла довольная полуулыбка - все доверчиво расставались со своими деньгами, и никто не потребовал от него каких-либо подтверждений. Худая красавица, отдавшая двадцать марок, смотрела на него иронически.

- Здорово у тебя это получается, - сказал Франц и толкнул его локтем.

- Я старался, - ответил Герберт, усмехнувшись.

- Шампанского, - прохрипел попутчик и, искоса посмотрев на мальчика, заговорщицки ему подмигнул.

- Я сейчас ничего заказывать не буду, мы еще в Рейхе, у всех ума хватит, чтобы понять, что я разгулялся на те деньги, которые насобирал.

Франц хлопнул его по плечу и стал есть бифштекс. Одно опьянение переходило в другое. За окном проносилась чернота ночи с редкими огоньками, которые выстраивались в струнку, исчезали, появлялись вновь, а светящийся поезд тоже в свою очередь подмигивал им, как будто огоньки передавали друг другу какие-то важные известия.

Ресторан пустел, плафоны погасли, поезд совершал подъем.

- Сейчас самое время брать шампанское - все, кто сдавал деньги на партию, уже ушли, - прошептал Герберт.

В ресторане была еще одна пара, но ее можно было не опасаться - они пришли после сбора. Франц почему-то шепотом подозвал долговязого официанта и долго объяснял ему, как и что поднести и во что это лучше заворачивать.


Еще от автора Алексей Константинович Зикмунд
Дочь сатаны, или По эту сторону добра и зла

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Время ангелов

В романе "Время ангелов" (1962) не существует расстояний и границ. Горные хребты водуазского края становятся ледяными крыльями ангелов, поддерживающих скуфью-небо. Плеск волн сливается с мерным шумом их мощных крыльев. Ангелы, бросающиеся в озеро Леман, руки вперед, рот открыт от испуга, видны в лучах заката. Листья кружатся на деревенской улице не от дуновения ветра, а вокруг палочки в ангельских руках. Благоухает трава, растущая между огромными валунами. Траектории полета ос и стрекоз сопоставимы с эллипсами и кругами движения далеких планет.


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.