Георгий Скорина - [2]
– Прекрасно. Нет сомнения, что Скорина жил в гуще интересов своего времени. Но что же за время тогда было на белорусской земле?
Известно, что с тех пор, как литовские князья, воспользовавшись тяжелым положением Руси (междоусобица, татарское нашествие), захватили соседние с Литвой русские земли, Белоруссия стала входить в состав Великого княжества Литовского. Об этом периоде сохранилось немало памятных документов. Разбирая их, мы обнаружили свидетельства жестокой борьбы белорусского народа за свои обычаи и свой язык. Видимо, борьба была успешной. Иначе чем объяснить, что даже государственные указы и грамоты того времени изложены на белорусском языке. Князья-завоеватели не могли не считаться с тем, что белорусская речь тогда звучала не только в верховьях Днепра, на Соже и Припяти, но и на Немане, на Жмуди и Виленщине.
Если литовские князья вынуждены были прибегать к белорусскому языку, значит, он был понятен большинству населения, а если большинство составляли люди Белой Руси, стало быть, и сила на их стороне?
Нет, к такому выводу мы не могли прийти. Писатель-историк не должен радоваться, найдя лишь первые свидетельства, как бы соблазнительны они ни казались. Иной раз одно неожиданно встреченное слово, маленький факт опрокидывают прежнее представление и тянут за собой цепь новых открытий. Как археолог, сбивая осторожным молотком пласты вековых наслоений, ничего не отбрасывая, по крупице исследует горы изрытой земли, стараясь определить время, место, условия, окружавшие найденный памятник, так и писатель…
Тут лучший помощник – терпение.
Запасемся терпением и постараемся разобраться, в каких условиях жил наш герой и его народ.
На чьей же стороне была сила?
Конечно, сумев захватить русские земли, литовские князья воспользовались военной силой, но, подчинив себе простой, посполитый люд, тянувшийся к Москве, они скоро почувствовали слабость своей власти над ним и стали искать поддержку у польских панов и Ватикана.
Литва вступила в унию (союз) с Королевством Польским. Литовский князь Ягайло стал одновременно и польским королем.
Что принес этот союз простому народу?
В Литве вводились польские порядки, насаждалась католическая вера. Паны польские и литовские прибирали к рукам белорусские земли, получали право патроната над православными храмами. А с 1480 года и вовсе запретили строить православные церкви в Вильне, Витебске и некоторых других городах.
Народ польский был кровными узами связан со своими братьями славянами на востоке. Еще не остыла память о великой победе воинов польских, белорусских, русских, одержанной под Грюнвальдом (1410), когда, объединив свои силы, они разгромили тевтонские полчища. Еще пели песни об этом в деревнях и на городских ярмарках, а краковские и виленские магнаты устремляли взоры на запад, заискивая перед Веной и Римом и даже перед захиревшим Тевтонским орденом. Свой народ они презирали. Читаем пожелтевшие листы, письма воевод того времени, жалобы и доносы державцев и через каждую строчку встречаем слова: «быдло», «черная кость», «хлопство поганое».
О чем эти письма и жалобы? О «разбойных ватагах» беглых крестьян, о бунтах и непослушании.
«Смотри, – говорил кто-либо из нас, радуясь найденному яркому эпизоду, – кажется, этому воеводе крепко попало от „поганых хлопов“».
Перед нами вставали картины горящих поместий, осады замков или разгона сборщиков подати.
Народ сопротивлялся как мог. Борьба против католического насилия сливалась с борьбой против польско-литовской шляхты, воевод и русских бояр.
Сельские да и городские жители плохо разбирались в религиозных догматах. Но католичество в народном представлении связывалось прежде всего с наступлением на Русь враждебных сил Запада.
Разве не благословлял римский первосвященник знамена немецких «псов-рыцарей»? Разве не помогали католические епископы, монахи и ксендзы порабощать славян и литовцев?
Народ сопротивлялся. Борьба велась упорная, отчаянная и все же не могла привести к победе.
Человеку, вооруженному знаниями, современной наукой, владеющему марксистским методом анализа исторических событии, нетрудно понять, почему стихийные, разрозненные восстания крестьян были обречены на поражение. А что же города? Городские жители были более просвещенны, теснее связаны между собой. Неужели они стояли в стороне от борьбы? Нет, они боролись по-своему. Прикрываясь церковными делами, горожане объединялись в «братства», собирая вокруг церквей посполитый люд. Ведя торговые дела с Москвой, с людьми, близкими по языку и вере, купцы и ремесленники с надеждой взирали на восток…
Там росло и крепло молодое Московское государство. Пленительной красотой сиял новый город, украшенный руками искусных мастеров. Далеко разнеслась его слава, и уже прозвучало гордое пророчество:
«Быть Москве третьим Римом, а четвертому не быть!»
Так говорили русские. А что думали о Москве в Кракове, Вильне и Кенигсберге?
Перед нами письма, посольские донесения. Вот что писал командор Кенигсберга магистру Тевтонского ордена Вальтеру фон Плеттенбергу о великом князе московском Иване Третьем:
«Старый государь со внуком своим управляет один всеми землями, а сыновей не допускает до правления, не дает им уделов. Это для магистра ливонского и ордена очень вредно: они не могут устоять против такой силы, сосредоточенной в одних руках».
Историческая «Повесть о ясном Стахоре» рассказывает о борьбе белорусского народа за социальное и национальное освобождение в далеком прошлом.
В повести «Человек в тумане» писатель рассказывает о судьбе человека, случайно оказавшегося в годы Великой Отечественной войны за пределами Родины.
В романе отражены события Великой Отечественной войны, показан героизм советских людей в борьбе с фашистскими захватчиками.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.