Георгий Победоносец - [48]
И ещё прибавил княжич: «Дурак ты, Никита Андреев сын, что до сей поры молчал. Давно б уже по Кремлю с головы до ног в шелку да бархате похаживал и Долгопятому свысока на плешь плевал. От него-то, старого борова, государству пользы никакой, только тем и держится, что перед государем ужом пресмыкается и завсегда допрежь иных угадывает, чем царю угодить: шуткой ли насмешить, поддакнуть, когда надобно, а нет, так и хулу на того, кто ему не люб, государю в ухо нашептать. Пёс он, а не боярин, позор для всего боярского рода! Но ты не робей, — сказал княжич Ярослав, — мне этого пса стороной обойти, да так, чтоб он и не сведал и гавкнуть не поспел, — раз плюнуть».
После таких разговоров княжичу поутру и говорить ничего не пришлось про свои спешные дела — Никита сам домой рвался. За ночь он успел обдумать слова друга и, опричь всего иного, понял, с чего вдруг отцу загорелось сей же час, не откладывая, продать Долгопятому Лесную. Ведь сколько лет упирался и слышать про то не хотел, а тут вдруг возьми да и уступи! Неспроста это было, и, поразмыслив, Никита без труда угадал нехитрый отцов замысел: променять деревеньку с холопами на то, чтоб могучий сосед снял с него, Никиты, осаду, бросил ему в поступлении на службу препятствовать. Нужно было спешно увидеться с отцом и пересказать ему свой разговор с княжичем: авось передумает, не станет продавать деревеньку. Ведь ежели продаст, а Долгопятый его обманет, совсем разориться можно! Но теперь, чуя за плечами поддержку старого друга, который, как было Никите доподлинно известно, слов на ветер не бросал, молодой Зимин летел домой, как на крыльях.
Сразу после полудня добрался. Выехал на лесную опушку, откуда вид на всю деревню с барским домом на горке открывался, глянул и сразу не понял, в чём загвоздка. Сердце стукнуло тревожно, а голова никак в толк не возьмёт: что ж не так-то? Аль не хватает чего?
Пригляделся и понял, чего не хватает. Дома отчего не хватает, вот чего.
Частокол на месте, хотя, похоже, и не весь. Ворота, как всегда в дневное время, нараспашку. А дома не видать, только серый дым редким столбом над горкой стоит, ровно там, на горе, землянка, в коей сказочный великан огонь в очаге разжёг и похлёбку себе на вечерю готовит.
Мигом сердце захолонуло. Понял: беда! Мало было на их с отцом головы напастей, так сюда ж ещё и пожар! Ведь дотла всё сгорело, как есть дотла! Ах ты, Господи! На всё Твоя воля, однако ж и бес, гляди, не дремлет…
Пустил коня вскачь и, пока скакал до деревни, думал: «Ничего, переживём и это. До зимы отстроиться можно, на то и Степан с его артелью, с голоду тож не помрём, особенно если Ярослав не обманет, замолвит словечко. А Ярослав не обманет; государева служба, считай, в кармане. До весны как-то протянем, а там, глядишь, и случай отличиться перед государем явится, и станет совсем хорошо…»
Вокруг пепелища собралась, пожалуй, вся деревня. Бабий плач был слышен ещё от деревенской околицы, а когда Никита подъехал ближе, причитания эти перешли в протяжный разноголосый вой, словно вокруг обгорелого частокола стояла не людская толпа, а стая голодных волков. По дому, пусть себе и хозяйскому, пусть даже и хозяина жаль, потому что хорош да добр, так не голосят. Сердце у Никиты совсем сжалось, обратившись в тяжкий холодный камешек, что лежал в груди, леденя нутро и мешая свободно дышать. Едкий запах гари лез в ноздри; люди, завидев его, не кланялись, как обычно, а валились на колени, и Никита с ужасом разглядел, что многие лица, и не токмо бабьи, мокры от слёз.
На скаку спрыгнув с седла, кинулся в ворота, за которыми виднелись лежащие беспорядочной дымящейся кучей горелые брёвна да головешки. Кругом суетились закопчённые, закуренные, чёрные, как эфиопы, мужики, плескали на головешки водой, и те шипели, фыркали горячим едким паром. Прямо под ноги, едва не опрокинув, кинулся и распростёрся ниц какой-то человек в распоясанной, кое-где прогоревшей насквозь, а на груди рассечённой наискосок и окровавленной рубахе. Приглядевшись, Никита не враз узнал ключника Матвея.
— Прости, батюшка! — медвежьим басом закричал ключник. — Не уберегли кормильца!
— Кого? — закричал Никита, хватая дюжего ключника за ворот и одним рывком, как соломенное чучело, поднимая его на ноги. — Кого не уберегли?!
— Прости, родимый! — причитал ключник, норовя опять повалиться на землю. — Батюшку твоего, Андрей Савельича, с ночи сыскать не можем! Не иначе там он остался!
Рука Никиты, выпустив ворот ключника, сжалась в кулак. Матвей боязливо попятился, но молодой барин уже овладел собою. Помолчав с минуту, чтоб овладеть ещё и голосом, Никита глухо промолвил:
— Сказывай, как вышло.
Слова душили и царапали горло, как комки колючей шерсти. Говорить было трудно, а слушать, ничего не упуская, оказалось ещё труднее, тем более что наполовину обезумевший от горя и страха перед наказанием ключник говорил путано, то и дело сбиваясь и перескакивая с одного на другое. Никита кусал губы. Затеянное следствие казалось неуместным, едва ли не кощунственным. И то правда: дом сгорел, отец, верней всего, погиб в огне, а он здесь сыск учиняет, ровно приказной дьяк или, не к ночи будь помянут, Малюты Скуратова опричник!
Прикосновение к тайнам и святыням древности сильно повлияло на участников путешествия в дикие земли африканского племени кенда. Не всем была дарована долгая судьба, но оставшиеся в живых сильно изменились и, как ни странно, мечтают о повторном визите. Лишь охотник Квотермейн считает, что остался прежним – суровым скептиком, который всегда держит слово и готов прийти на помощь, даже если ему делать это страшно не хочется или когда ему попросту страшно. В очередной том серии «Мастера приключений» входят два романа Хаггарда из цикла об Аллане Квотермейне – «Дитя из слоновой кости» и «Древний Аллан».
Эмилио Сальгари (1862–1911) – один из мастеров приключенческого жанра, «итальянский Жюль Верн», его романами зачитываются миллионы людей во всем мире. Сальгари почти не покидал родной Италии, однако герои его книг путешествуют и сражаются на всех морях и континентах, во все времена – от Античности до современности. В настоящее издание вошла дилогия «Капитан Темпеста» и «Дамасский Лев», главная героиня которой, отважная герцогиня д’Эболи, под именем Капитана Темпесты сражается на Кипре и Крите в затяжной войне Венецианской республики против Османской империи во второй половине XVI века.
Каждый из вас, кто прочтет эту книгу, перенесется в далекий и прекрасный мир античной древности.В жир сильных, отважных людей, в мир, полный противоречий и жестокой борьбы.Вместе с героями рассказа «Гладиаторы» вы переживете извержение Везувия, радость освобождения, горечь потерь.С отважной героиней рассказа «Гидна» под бушующими волнами вы будете срезать якоря вражеских кораблей, брошенных против Эллады царем Персии — Ксерксом.Вы побываете на площадях Афин и Рима, в сверкающих мраморных храмах и мрачных каменоломнях, где день и ночь свистели бичи надсмотрщиков.Вы узнаете удивительную историю о мальчике, оседлавшем дельфина, и множество других интересных историй, почерпнутых из документов и преображенных фантазией автора.
Давным-давно все люди были счастливы. Источник Счастья на Горе питал ручьи, впадавшие в реки. Но однажды джинны пришли в этот мир и захватили Источник. Самый могущественный джинн Сурт стал его стражем. Тринадцать человек отправляются к Горе, чтобы убить Сурта. Некоторые, но не все участники похода верят, что когда они убьют джинна, по земле снова потекут реки счастья.
Повесть рассказывает о том, как жили в Восточной Европе в бронзовом веке (VI–V вв. до н. э.). Для детей среднего школьного возраста.
Евангелие от Христа. Манускрипт, который сам Учитель передал императору Клавдию, инсценировавшему собственное отравление и добровольно устранившемуся от власти. Текст, кардинальным образом отличающийся от остальных Евангелий… Древняя еретическая легенда? Или подлинный документ, способный в корне изменить представления о возникновении христианства? Археолог Джек Ховард уверен: Евангелие от Христа существует. Более того, он обладает информацией, способной привести его к загадочной рукописи. Однако по пятам за Джеком и его коллегой Костасом следуют люди из таинственной организации, созданной еще святым Павлом для борьбы с ересью.