Геополитика мирового порядка - [28]

Кейгана не устраивает и то, что Европа чересчур озабочена иммиграцией и поисками некой общеевропейской идентичности. По его мнению, европейцы замыкаются на собственных проблемах, и этот эскапизм[113] уводит их от реальных проблем: «Слабость Европы – это своего рода «нирвана»… Я бы предпочел, чтобы в XXI столетии мировым лидером была Европа, а не Россия Владимира Путина или Китай Ху Цзинтао… Но Европа, к сожалению, сильной становиться не хочет»[114].

Можно, вероятно, полагать, что американских геополитиков раздражает не столько иной, нежели американский, социокультурный код осмысления и реализации политики, сколько нежелание европейцев покорно следовать в фарватере американского курса. Геополитики по обе стороны Атлантики все острее чувствуют глубокие идеологические разногласия по вопросу о кардинальных целях и принципах геополитики. Гуманистический курс Европы вызывает у американцев чувство раздражения. Более того, американские геополитики не хотят видеть в этом серьезные различия культур Европы и Америки, а именно то, что принципы гуманизма, законности и международного права были во многом выстраданы европейцами в ходе войн, в том числе и мировых.

Обращает на себя внимание и оценка Кейганом новой геополитической ситуации. Он приходит к выводу о том, что мир вновь стоит перед призраком нового «железного занавеса», с одной стороны которого пребывают автократы (в том числе Китай и Россия), а с другой – прогрессивные демократы во главе с США. Фактически, он предрекает новую глобальную конкуренцию «двух миров», поскольку «Запад теряет свою монополию на процесс глобализации». Такой расклад сил стал сюрпризом для демократического мира, который искренне верил, что конкуренция закончилась с падением Берлинской стены.

В этой геополитической модели глобальная конкуренция между демократическими и автократическими правительствами является доминирующей тенденцией геополитической динамики XXI века. Даже крупные страны все больше выбирают, к какой стороне примкнуть и соотносят себя с одним или с другим лагерем. По мнению Кейгана, Индия, которая на протяжении «холодной войны» сохраняла нейтралитет и в чем-то даже была просоветской, начала в последние годы отождествлять себя с демократическим Западом. Япония, вопреки, казалось бы, традиции в последние годы утверждает себя в роли демократической державы, разделяя ценности демократии с другими государствами, включая и страны Запада.

Вместе с тем, Кейган обращает внимание на «двойные реальности эпохи», которые возникают в результате конкуренции между демократией и автократией. Так, демократическая Индия в своей геополитической конкуренции с автократическим Китаем поддерживает бирманскую диктатуру для того, чтобы лишить Пекин стратегического преимущества. Индийские дипломаты заставляют другие великие державы играть друг против друга, поддерживая неплохие отношения с Россией, а иногда и с Китаем. Демократическая Греция и Кипр развивают тесные отношения с Россией частично из-за культурной солидарности с восточными православными христианами, но больше из экономического интереса. США в течение долгого времени сохраняли союзнические отношения с арабскими диктаторами вследствие стратегических и экономических причин, а также из-за продолжительного существования военного режима в Пакистане[115].

Вне всякого сомнения, лидером демократического мира в наши дни остаются США. А потому Р. Кейган выдвигает идею создания Лиги демократических стран, которая включала бы в себя, помимо США, страны Евросоюза и НАТО, Японию, Австралию, Индию и даже Бразилию и которая функционировала бы более эффективно, чем ООН[116].

Теория «столкновение цивилизаций» С. Хантингтона [117]

После падения Берлинской стены (1989) и распада СССР (1991) ФрэнсисФукуяма[118] объявил о Конце Истории и утверждении нового международного порядка, основанного на универсальных ценностях демократии и либерализма. При этом исходил из стремления противопоставить свою позицию наивному суждению С. Хантингтона о столкновении цивилизаций.

В чем суть концепции С. Хантингтона?

Хантингтон утверждает, что наряду с западной, читай атлантической, цивилизацией, включающей в себя Северную Америку и Западную Европу, можно предвидеть геополитическую фиксацию еще семи потенциальных цивилизаций:

1. славяно-православная;

2. конфуцианская (китайская);

3. японская;

4. исламская;

5. индуистская;

6. латиноамериканская;

7. африканская (возможно).

Конечно, все эти реальные и потенциальные цивилизации отнюдь неравнозначны. Но их объединяет то, что вектор их развития будет ориентирован в направлении, отличном от траектории атлантизма и цивилизации Запада. И Хантингтон полагает, что, рано или поздно, Запад окажется в ситуации противостояния с иными, незападными цивилизациями. При этом наибольшую опасность для Запада, по мнению С. Хантингтона, представляет мусульманская угроза. Это особенно сильно сказывается в Западной Европе. Для США все более проблематичными становятся отношения с Китаем, который, по сути дела, уже бросает вызов США в экономике.

Хантингтон приходит к выводу о том, что в XXI веке будут иметь место столкновения между цивилизациями, имеющими, к примеру, мировые или региональные амбиции. «Столкновение цивилизаций» является, по мнению американского геополитика, следствием того, что главным критерием различения людей в современном мире становится культурная принадлежность, или идентичность. Эта идентичность складывается из лингвистических, этнических, исторических, религиозных, институциональных и т. п. элементов, приобретающих все больший удельный вес в политике. При этом традиционные политические, идеологические, экономические и др. антагонизмы постепенно утрачивают статус доминирующих в политике, а сама политика все больше превращается в средство утверждения культурных ицивилизационных идентичностей. И потому современный мировой порядок, чем дальше, тем больше, строится не вокруг политико-идеологических блоков государств, как во время холодной войны, а вокруг указанных нами выше цивилизаций.