Геополитика мирового порядка - [23]

Нужно сказать, что внутриконтинентальная сфера имеет свойство втягивать в специфический внутриконтинентальный обмен не только области, удаленные от океана, но и те приморские районы, которые лежат между ними и морем. Эти приморские районы находятся на пути внутриконтинентальных продуктов к мировому рынку, районы эти ближе к внутриконтинентальным странам, чем мировой рынок.

Используя свою близость к континентальным производителям, приморские районы могут, пользуясь разницей (определенной, прежде всего стоимостью провоза) между ценой мирового рынка и ценой данного континентального «медвежьего угла», получать товар дешевле, чем если бы они привезли его для себя с мирового рынка. Береговые страны также являются производителями товаров, и им целесообразнее сбывать свои товары преимущественно континентальным потребителям, поскольку им они обойдутся несравненно дешевле, чем аналогичные товары, привезенные с мирового рынка. Следовательно, эти приморские земли, являющиеся одновременно и потребителями дешевых континентальных товаров, и поставщиками дешевых приморских товаров на Континент, могут быть прочно втянуты в орбиту континентального притяжения[89].

Таким образом, в своей работе «Континент-океан» Савицкий обосновывает важные экономические закономерности включения Римленда в зону влияния континентальной геополитики. Одновременно он показывает, каким образом Россия-Евразия может интенсивно использовать принцип континентального соседства в своей хозяйственной и геополитической стратегии, создавая образ некоего хозяйственного и политического «самодовления». Государственная политика, направленная на созидание «самодовления», способна, по мнению Савицкого, дополнить и усилить влияние объективных факторов.

Экономические преимущества морских путей, которые соединяют, например, Канаду – страну пшеницы, с Австралией – страной шерсти, с Индией – страной хлопка и риса, в пределах российского мира дает континентальное сопряжение русских промышленных областей (Московской, Донецкой, Уральской, а в потенции также Алтайско-Семиреченской) с русскими черноземными областями (пшеница!), с русскими скотоводческими степями (шерсть!) и «русскими субтропиками» – Закавказьем, Туркестаном (хлопок и рис!).

Именно в этом смысле Савицкий говорит о Континенте-океане: о Континенте, способном соединять, подобно океану, огромные пространства. Не отрицая необходимости для России искать новые выходы к морям для расширения связей с мировым рынком, он указывает на принципиальную второстепенность «морского» принципа в построении российской политики и геополитики: «Какой бы выход в Средиземное море или к Индийскому океану ни нашла бы Россия, морской прибой не принес своей пены к Симбирскому «Обрыву». И Симбирску, вместе с необозримым кругом других областей и мест России-Евразии, придется все так же ориентироваться не на обретенный выход к «теплому» морю, но на присущую им континентальность…»[90]

Континентальность – это судьба России, бороться с ней бессмысленно, ее надо понять и полюбить, только тогда мы научимся пользоваться всемиее преимуществами. Таков, по существу, основной вывод П. Н. Савицкого[91].

Идеократия

Очень важным аспектом теории Савицкого является принцип «идеократии[92]». Савицкий полагает, что евразийское государство должно строиться, отправляясь от изначального духовного импульса, сверху вниз. И, следовательно, вся его структура должна созидаться в согласии с априорной Идеей, и во главе этой структуры должен стоять особый класс «духовных вождей».

Эта позиция очень близка теориям К. Шмитта о «волевом», «духовном» импульсе, стоящим у истоков возникновения Grossraum.

Идеократия предполагала главенство непрагматического, нематериального и некоммерческого подхода к государственному устройству. Достоинство «географической личности», по Савицкому, состоит в способности подниматься над материальной необходимостью, органически включая физический мир в единый духовно созидательный импульс глобального исторического деления.

Идеократия – термин, который объединяет все формы недемократического, нелиберального правления, основанного на нематериалистических и неутилитаристских мотивациях. Причем Савицкий сознательно избегает уточнения этого понятия, которое может воплощаться и в теократической соборности, и в народной монархии, и в национальной диктатуре, и в партийном государстве советского типа. Такая широта термина соответствует чисто геополитическим горизонтам евразийства, которые охватывают огромные исторические и географические объемы. Это попытка наиболее точно выразить интуитивную волю континента.

Очевидно, что идеократия прямо противоположна прагматико-коммерческому подходу, доминировавшему в доктринах Х. Маккиндера, А. Мэхэна и Н. Спикмена. Таким образом, русские евразийцы довели до окончательной ясности идеологические термины, в которых проявлялось историческое противостояние Моря и Суши. Море – либеральная демократия, «торговый строй», прагматизм. Суша – идеократия (всех разновидностей), «иерархическое правление», доминация религиозного идеала.

Взгляды Савицкого на идеократию резонируют с идеями немецкого социолога и экономиста Вернера Зомбарта (1863 – 1941), делившего все социальные модели и типы на два общих класса – «герои» и «торговцы». На геополитическом уровне, термин «герой», «героизм» утрачивает метафорический, патетический смысл и становится техническим термином для обозначения юридической и этической специфики идеократического правления.