Геополитика апокалипсиса. Новая Россия против Евросодома - [66]

» А досиживать этим возмутительницам спокойствия оставалось всего пару месяцев, так что средств влияния на них у администрации было уже немного. Можно было, конечно, таких неспокойных пассажирок в шизняк закатать, чтобы уж наверняка, но… Шизняк в Княжево маленький, всего три небольшие камеры-«хатки». Да и, кроме того, разнополых зэков в одну камеру не посадишь… Вот и пришлось хозяину давать мне такое странное поручение.

Эти-то самые Зита и Гита за что-то решительно невзлюбили Оксану. Хотя, если вдуматься, чего тут непонятного: по характеру своему она была их полной противоположностью. И приходилось ей ох, как несладко. А учитывая ещё особенности внутрицыганских взаимоотношений, дело и вовсе могло совсем плохо кончиться.

Я ничего этого, естественно, не знал. А кабы и знал – что с того? Дело это касалось только их самих, а попытки на зоне влезть в чужие дела пресекаются самым решительным образом. Но однажды ко мне подошёл незнакомый зэк лет 30–35, и вдруг попросил: «Ты ведь в клубе рулишь? Тебе наверняка там уборщица нужна. Возьми из женского отряда Михайлову, а?». Уборщица мне в клубе, положим, действительно была нужна. Но почему именно её? И тут этот парень, который – о чудеса, чего-чего только не случается на просторах империи ФСИН! – просто влюбился в Оксану вполне платонически, рассказал мне её историю. «Помоги, – говорит. – Они ей героин на шмоне подбросят. Жалко…»

А надо сказать, что в случае, если бы мне удалось получить у начальства разрешение на то, чтобы перевести её в клуб, такое назначение автоматически освобождало её от других работ. То есть она могла бы всё время, за исключением обязательных построений, приёма пищи и сна, проводить в клубе, вдали от своих обидчиц. Без особого рвения и надежды я пошёл к лагерному замполиту и он, неожиданно для меня, легко согласился: «Бери её! Клуб, действительно, большой, надо его в чистоте содержать». Был, впрочем, у него тут свой интерес: он все комиссии (а комиссий разных на зону приезжает немеряно) в этот клуб водил, показывая, на какую недосягаемую высоту поднял воспитательную работу в среде «спецконтингента»…

* * *

Оксана очень скучала по сыну. А сегодня на каждой зоне у зэков есть мобильные телефоны. Естественно, не у всех. Естественно, это категорически запрещено. Естественно, за это строго наказывают: минимум – шизняк, а то и на «перережим», то есть на зону с более жёстким режимом, можно загреметь. Но телефоны всё равно есть.

О некоторых администрация знает и смотрит сквозь пальцы – это о тех, которыми пользуются «козлы». Им, таким образом, оплачивается их верность начальству и готовность выполнить любой приказ местных оперов. Но есть телефоны, которые неподконтрольны ни операм, ни козлам. Их ищут, регулярно изымают на шмонах, владельцев наказывают, но поделать ничего не могут: взамен изъятых появляются новые – которые, кстати, зачастую за взятку проносят сами же сотрудники.

Был в Княжево телефон и у меня.

А надо сказать, что мобильная связь там – отвратительная. Непонятно, почему. Местная молва гласит, что военные что-то оттуда не до конца вывезли, и это «что-то» до сих пор мешает мобилам надёжно принимать сигнал. Но я думаю, вряд ли. Проще было бы предположить, что это администрация глушит сигнал – такие «глушилки» встречаются на зонах. Но администрация в Княжево страдала от перебоев связи наравне с зэками, и в здании штаба связь была такой же отвратительной, как и в бараке.

Короче, на всей зоне было лишь несколько мест, где мобильники работали более или менее надёжно. И одно из таких «золотых» мест было в клубе, на кухне. Жалея Оксану, я каждый вечер давал ей телефон, чтобы она могла поговорить с сыном. А для того, чтобы её не засёк дежурный инспектор, я эту кухню закрывал. Вешал с внешней стороны большой замок, и уходил, чтобы, в случае чего, и меня в ближайшие 20–30 минут было непросто найти.

И вот однажды закрыл я её, ушёл по своим делам, и… забыл. Пришло время очередного построения, я уже стою в строю, уже дежурная смена идёт. И вдруг вижу, как в одном из окошек клуба появляется испуганное лицо Оксаны. А если её на построении не будет – беда! И я, как партизан, от сугроба к сугробу (хорошо ещё, что зима, темно уже) бегу к клубу…

Успел я тогда в самый последний момент. В строй мы возвращались, когда проверка уже началась. Что я соврал дежурному, не помню. Важно, что на тот момент, когда стали выкликать наши фамилии, мы уже стояли в общей серой массе зэков…

* * *

Где-то они теперь, мои княжевские девчонки, куда занесла их судьба? Кто жив, а кто нет? Не знаю… В феврале 2011-го меня этапировали на «Металку», и связь с ними я потерял.

Люди добрые, твёрдые и весёлые…

Политические проблемы большую часть зэков интересуют мало. Но если уж рассматривать тюремный мир с политической точки зрения, то он весьма архаичен. Демократического энтузиазма и либерального мировоззрения там не сыщешь днём с огнём. Жизнь на зоне, с её «общаками» и «понятиями» тяготеет, скорее, к некоторой форме первобытной общинности, внутри которой сидельцы делятся по клановому принципу, или, говоря языком тюремного жаргона – по «мастям». Тем не менее, политика властно вторгается в жизнь зоны извне через тысячи разнонаправленных, разномасштабных событий и связей, которые соединяют тюрьму с вольным миром в один общий политический организм.