Геополитический романс - [18]

— Вполне, — ответил Аристархов. — Но я всего лишь пилот. Я выполняю конкретные приказы и задания командования. Геополитика — это для меня слишком сложно. Не в смысле понимания, в смысле участия.

— Все мы в той или иной степени участвуем в геополитике, — философски заметил герр Вернер. — Одни своими действиями, другие бездействием. Вы утверждаете, что выполняете приказы командования, капитан. Но сегодня вы отказались выполнить преступный, по вашему мнению, приказ. Не мне вам объяснять, что для мужчины действие в любом случае предпочтительнее бездействию или, как в вашем случае, неучастия. Вы могли затеять всесветный скандал, вы же вместо этого пьянствуете в Гамбурге. Мы, немцы, обычно выполняем любые приказы своего командования. Это наша трагедия, но это и наша надежда. Вы, русские, похоже, неспособны ни к выполнению приказов, ни к неподчинению им. Вы всё надеетесь, что кто-то сделает выбор за вас. Вы застряли между трагедией и надеждой.

— Может быть, — согласился Аристархов, — но в любом случае действиям на пользу Германии я предпочитаю пусть трусливое, позорное, но неучастие в действиях во вред России. Полковник, я благодарен вам за ваше лестное предложение, но в данный момент оно меня не интересует. Давайте закончим этот разговор и расстанемся друзьями? Геополитическими друзьями?

— Вероятно, мы могли бы расстаться геополитическими, как вы выразились, друзьями, — вздохнул герр Вернер, — если бы речь не шла о конкретной и очень срочной работе в горах Боснии. Я столь откровенен с вами, капитан, потому что не оставляю вам шансов отказаться. Где нет шансов, там нет выбора. Где нет выбора, там нет места сомнениям и угрызениям совести. Я предлагаю вам сделаться немцем, капитан. Поверьте, это большая честь.

Аристархов встал, и тут же встали люди у дверей, образовав подобие каре.

— Если я не подчинюсь… арестуете? — спросил Аристархов. — Увезёте? Неужели вы полагаете, что немцем можно сделать насильно?

— В отношении вас я уполномочен принять решение на месте, — задумчиво посмотрел на него герр Вернер, и Аристархов подумал, что, пожалуй, полковник не врёт. — Вас могут прямо сейчас в пивной пристрелить в пьяной драке. Вы можете оступиться на набережной и утонуть. Принять смертельную дозу наркотиков…

— Предпочитаю в пьяной драке, — усмехнулся Аристархов, — это как-то по-мужски.

— А в притоне гомосексуалистов с развороченной задницей и отрезанными яйцами? — подмигнул ему герр Вернер.

— Принимайте решение, полковник, — сказал Аристархов, — я потерял достоинство при жизни, отчего мне заботиться о нём после смерти?

— Я знаю, капитан, про ваши семейные неприятности, — опять разгадал его мысли герр Вернер, — и поверьте, искренне вам сочувствую. Полагаю, дело здесь не в вас и даже не в вашей жене, хотя, конечно, отчасти в ней. В унижении России и русских. Если, конечно, это может служить утешением. Но вы молоды, капитан, а Германия, как известно, страна невест, отменных невест.

Аристархов посмотрел на герра Вернера с уважением. Он в общем-то не удивлялся, когда старшие по званию отгадывали мысли младших по званию. На том стояла армия. Но что мысли русского капитана отгадывал немецкий полковник — это наводило на мысли о так называемых общечеловеческих ценностях. В том смысле, что национальные армии различных государств являлись не последними их вместилищами.

Вместо того чтобы что-то немедленно предпринять, Аристархов инертно, но с нарастающим автоматизмом хлебал водку. Вдруг подумалось, что точно так же инертно, тупо, анестезированно ворочается Россия, обрезанная новыми нелепыми границами, с венами-трубопроводами на вывод, как на операционном, но более похожем на мясоразделочный, столе. Хоть и было в высшей степени самонадеянно отождествлять собственную ничтожную личность с огромной пока ещё страной. Но герр Вернер отождествлял себя с небольшой в сравнении с Россией Германией и черпал уверенность и силу в этом своём отождествлении. В то время как Аристархов в своём — как экскаватором — неуверенность и слабость.

Должно быть, от всех этих мыслей у Аристархова сделалось до того жалкое лицо, что герр Вернер посмотрел на него с брезгливым презрением. Герру Вернеру самое время было вспомнить тезис Бердяева о вечно бабьем в русской душе. Если, конечно, герр Вернер читал Бердяева.

Всем своим видом герр Вернер показывал, что не следует так расстраиваться ни из-за разрушения собственной страны, ни из-за измены собственной жены.

Аристархов нагнулся над блещущей, как доспех римского преторианца, серебряной омарницей, увидел своё искажённое изображение. «Если у русских офицеров такие лица, — подумал он, — России ничего не светит».

— А можно, — продолжил герр Вернер, — сделать всё гораздо чище и экономичнее для казны бундесвера. Не перевести деньги за жидкие противогазы. Вы единственный, кто был в курсе. Ваши же генералы достанут вас из-под земли и живого разрежут на куски. Мне кажется, — доверительно наклонился к Аристархову, — если начнётся третья мировая война, то она непременно начнётся из-за какого-нибудь крупного неплатежа русским генералам…

— Прошу прощения, полковник, — перебил Аристархов, — мне необходимо в туалет.