Геопоэтика. Пунктир к теории путешествий - [8]

или Балтоленинграда). Нынешний беспредел демократии до реноминации не дошёл: Бабу Катю на Украине по понятным причинам не любят. Бродит, наоборот, идея вернуть название Сiчеслав, ненадолго возникшее в послеоктябрьский период в память козацкой Сечи. За два столетия город посетили, начиная со ссыльного Пушкина, едва ли не все отечественные исторические лица; старинные фасады сплошь в гранитных табличках. Последние полвека за железным занавесом знали лучше нас, что Dnepropetrovsk — это ракетно-нуклеарный ЮМЗ (помню, помню этот душераздирающий ночной вулканический гул ниоткуда), таинственное «КБ Южное» (эти надоедливые НЛО над ландшафтом) и пр., короче — эпицентр Империи Зла, кузница красного милитаризма.

Так вот, летом 90 года Царфин зазвал нас познакомить с одним из лидеров тамошнего андеграунда, Андреем Жвакиным. Открытие было колоссальным! Выделившаяся в конце 80-х из движения «ХЛАМИДА» («Художники, Литераторы, Актёры, Музыканты И Другие Агитаторы»[10]), банда синкретического искусства «Насыщение мифами пространства сада» во главе с А. Жвакиным и Д. Ныркой (ни то, ни другое имя так и не оказалось псевдонимом) базировалась в обожаемом мною Ботаническом саду. В холодной каптёрке и знойной оранжерее, под сенью гинкго и араукарий совершались по-настоящему любопытные опыты в разных жанрах: музыкально-шумовые, текстуальные, визуальные, смешанные, — позволявшие говорить не только о серьёзности дарований, но и — что не столь принято в провинции — о неплохом вкусе. Подаренный Жвакиным экземпляр его «Полифонической поэмы» — бумажная простыня с параллельно ниспадающими каскадами текста — по сей день украшает дверь моего кабинета в крымской квартире. Строки же из поэмы, вынесенные теперь эпиграфом к этим запискам, заставили меня вздрогнуть при первом ещё прочтении…

Соотнесение города с адом — жест понятный: урбанистическая аллитерация, обнажение метафизики родного топонима[11]. Главное было в другом. Для них тоже существует тайна Днепропетровска! Её романтические искатели, — а возможно, уже хранители, — продолжили то, от чего я когда-то малодушно отступился, предпочтя открыть свой квест примитивной циркуляцией бренного тела вокруг глобуса. При дальнейших визитах я искал сближения с мужественными и умными рыцарями городской тайны. Так на моём горизонте появились «старославянский монах» живописец-абстракционист Сергей Просветов, продвинутые культуртрегеры с диссидентско-лагерным прошлым (одному нет пятидесяти, другому и сорока: окрестные островки ГУЛАГа затонули вчера вечером) Семён Заславский и Артур Фредекинд; гениальный украинский актёр Михайло Мельник, создавший, вопреки рогаткам завистников и наплевательству властей, собственный монотеатр и уносящий диковинной игрой в катарсис даже не знающих языка; подвижник литературного самиздата, основатель славного двуязычного альманаха «Артикль» Юрий Малиночка; колоритный русский прозаик, собиратель хипповско-растаманского фольклора Дмитрий Гайдук (зависший сегодня где-то в нирване между Полтавой и Москвой), злой писатель с трагической нотой Александр Хургин.

..И вот, дорогой моему сердцу автор произносит, почему-то на дальнем Боспоре, ту самую фразу о подходящем городе. Спонтанное упоминание, в контексте наших прожектов, столь много когда-то значившего в моей судьбе города имело для меня — буксовавшего в догадках о надвигающемся футурологическом куске жизни и о конкретном театре дальнейших действий — как минимум терапевтический эффект. Бытовой экзистенциальный невроз на тему «что же будет со всеми нами?!» крепчал, судорожно хотелось подстегнуть свои утлые умственные способности диалогом с толковыми людьми. Крымский оракул устами Полякова внушил мне, что скромный полуторамиллионный город с двадцатью вузами и непременной Игренью (мозговой отстойник — дурдом в одноимённом пригороде), со строившимся 25 лет и таки пущенным на днях метро, Днепропетровск (по-свойски — «Днепр») и есть искомая третья игровая площадка в схеме «ретроспектива — интроспектива — перспектива культуры», после Форума в Крыму и Клуба в Москве. Заглавие напросилось давно: «Футурологический конгресс» — по названию смешной повести-антиутопии С. Лема.

Кстати, ещё одним загадочным проявлением города мне видится подозрительно большое (здесь слегка повышен природный радиационный фон) число рождённых им творческих колоссов, — правда, никто из них не стал пока Genius loci, как Айвазовский для Феодосии или Волошин для Коктебеля: оперившись, все улетали ещё в молодости. Отсюда родом советский Михаил Светлов, антисоветский Александр Галич, концептуалисты Илья Кабаков и Георгий Литичевский, писатель-эмигрант Фридрих Горенштейн, поэт-классик Лианозовской школы Ян Сатуновский. Здесь родился один из крупнейших скульпторов XX века Вадим Сидур. Нельзя забывать и таких титанов, как криминальный баритон Иосиф Кобзон, и днепродзержинский прозаик Леонид Брежнев, и, наконец, его тёзка Президент Кучма со всей свитой… Недаром частенько слышишь здесь гордое: «Мы — теневая столица Украины!». Имеются в виду и монструозный ВПК, и под стать ему «