Геометрия и «Марсельеза» - [24]

Вместе со своими друзьями Пашем, Вандермондом, Менье, Гассенфратцем он перешел в «Народное общество Люксембург», а затем — в январе 1793 года — стал членом якобинского клуба.

Якобизм Монжа и был истинной причиной издевок и травли со стороны Манон Ролан и Жиронды в целом.

Дважды Монж подавал в отставку. В первый раз — 12 февраля 1793 года, причем его поддержал в Конвенте Гитон де Морво. Через неделю состоялись выборы нового министра, на которых Монж получил триста шестьдесят девять голосов из четырехсот шестидесяти девяти. Узнав об этих результатах, он не счел возможным настаивать на отставке.

Однако через два месяца Монж все же покинул пост министра. «Я отдаю республике все свои силы, — заявил он, — я буду первым сотрудником в одном из моих отделов, если это будет угодно Конвенту, но я не хочу больше оставаться министром и прошу назначить мне преемника».

Комитет общественного спасения предложил, «воздав должное рвению и патриотизму гражданина Монжа», заменить его капитаном Дальбарадом (руководитель одного из отделов морского министерства, друг Дантона).

На заседании якобинского клуба было признано, что Монж остается «хорошим гражданином, которого Гора должна защищать против обвинений Жиронды». Впоследствии Монж блистательно прошел «чистку» в якобинском клубе. И когда ученому был задан вопрос, почему он не разоблачил жирондистов, мешавших его деятельности, он ответил, что разоблачил их своей отставкой.

Отношение якобинцев к Монжу стало с тех пор еще более хорошим, и ему доверялись весьма ответственные поручения. Уйдя с поста морского министра, якобинец Монж не устранился от активного участия в обороне республики, а, наоборот, посвятил ей все свои силы и способности, причем ка поприще опять-таки весьма далеком от геометрии.

Соль-мстительница

Среди песен, сочиненных во времена Великой французской революции, есть одна совершенно необычайная. Она посвящена химическому веществу. Это… «Гимн селитре». Той самой селитре, из которой на три четверти состоит порох. А без пороха республиканцам нечего было и думать о защите революционных завоеваний от коалиции монархических государств в тот страшный период, когда тирания шла спасать тиранию и жизнь республики висела на волоске. Не было у нее ни пушек, ни ружей, ни амуниции: арсеналы оказались пустыми…

Из всех несчастий, обрушившихся тогда на молодую республику, самым ужасным Гаспар Монж в своей книге, посвященной искусству изготовления пушек, назвал именно недостаток пороха. Как изготовить его без индийской селитры? Где добыть столь необходимые семнадцать миллионов фунтов этого белого кристаллического порошка, чтобы снабдить армию порохом?..

Комитет общественного спасения, не видя иного выхода из положения, обратился к ученым, ставшим на сторону революции. Якобинец Монж от их имени категорически заверил: «Мы добудем селитру из отечественной почвы! Пусть нам дадут землю, содержащую селитру, и мы через три дня зарядим пушки!»

Бюрократы из порохового ведомства скептически смеялись. Но Монж и его друзья-ученые Бертолле, Шапталь и другие не шутили. Они разослали по стране специальную инструкцию. В ней всем гражданам предлагалось промывать землю, извлеченную из конюшен, овчарен и погребов. Трех баков с обыкновенными кранами было достаточно, как говорилось в ней, для того, чтобы создать мастерскую по производству селитры. Этим нехитрым делом вскоре овладела вся Франция. И на некоторых домах рядом со списками жильцов появились надписи вроде такой, например: «На гибель тиранам живущие в этом доме сдали полагающуюся порцию селитры».

«Двух сильных, способных и привычных к труду канониров» по призыву ученых прислал каждый округ на «революционные курсы». Восемьсот человек слушали лекции знаменитых химиков и математиков и усердно выполняли после лекций практические работы: производство пороха требовало большого количества специалистов.

И пришел этот знаменательный день, когда маститые профессора и академики и их молодые ученики принесли селитру» добытую ими, и порох, изготовленный их руками. «Процессия»— как отмечалось в «Монитере», — была столь же блестящей» сколь и многолюдной». Под гром военных оркестров двигалась процессия слушателей «революционных курсов», торжественно несущих в дар Конвенту рафинированную ими селитру. Вместе с ними несли свою селитру сорок восемь парижских секций — каждая в своем «революционном» оформлении: на львиной шкуре или в виде пирамиды» украшенной национальными цветами» венками или гирляндами…

Демонстранты зарядили пушку, ими же отлитую под руководством Монжа, и произвели выстрел в Тюильрийском саду. Это был праздник селитры, солимстительницы, как тогда ее называли. И не случайно ей пели гимны: республиканская армия отныне была обеспечена порохом.

Призыв Конвента «всем и каждому промывать землю своих погребов, конюшен, овчарен и коровников, амбаров, а также разрушенных строений» возымел свое действие. «Взгляните на наших неутомимых парижских братьев, — писалось в одном из циркуляров, — сдающих каждую декаду 50–60 тыс. фунтов селитры. Полюбуйтесь двумя истинно революционными мастерскими этой Коммуны, одна из которых рафинирует ежедневно 20 тыс. этой драгоценной соли, в то время как другая превращает ее в порох. Знайте, что в них выработано вдвое больше селитры и пороха, чем вырабатывалось на всей территории Франции в царствование ненавистных деспотов.