Геологическая поэма - [8]
— В город…
— Завидки берут! — крепыш мечтательно зажмурился, пошевелил пальцами ног. — Я месяца три как оттуда. Тоже на выхлоп ездил… Какой мы там в «Байкале» гуж держали! Каждый вечер…
Он покосился на Валентиновы сапоги.
— Прохоря-то у тебя на б… ногу! Какой размер носишь?
— Сорок второй, — Валентин с интересом ждал, что будет дальше.
— Мой размер… — вздохнул босой обладатель шампанского. — Может, того… оттаранишь их мне? Тебе ведь все равно в город…
— А свои где?
— Прохоря-то? Забодал я их одному кирюхе. И тужурочку забодал… «Забодали тужурочку, забодали штаны и купили бутылочку на поми-и-н души!» — с блатным надрывом пропел малый. — Ну, отдаешь?
— Жалко вообще-то. Разношенные они и как раз по ноге… Но для хорошего человека…
Валентин присел на ступеньку, стянул сапоги и отдал их крепышу вместе с портянками. Тот, довольно сопя, начал обуваться. Валентин тем временем разглядел на его мощном предплечье корявую синюю надпись: «Нет прухи в жизни» — и невольно задумался: «Прухи… пруха… Ага, это то же самое, что везуха. Понятно!»
— В самый девке раз! — Малый бойко топнул ногой, встал и прошелся. — Давай, кореш, замочим это дело, — предложил он и широченной пятерней подхватил с земли шампанское, словно серебряного павлина за шею.
— Не можем жить без шампанского?
— А кто запретит роскошно жить и материться! — Малый ухмыльнулся, пояснил — Хотел водяры взять, да Клавка не дает. Почему, спрашивает, ты ее пьешь?.. А потому, что жидкая, была б, говорю, твердая — я бы ее грыз!.. Слышь, а ты где пахал?
— В Кавоктинской партии, знаешь?
— Это от Абчадской экспедиции, что ли? Как там мужики — ничего заколачивают? Или безнадюга?
— Будешь пахать — получишь.
— Шурфы-канавы? Бери больше — кидай дальше?
— Да, горные выработки.
— Ага… — малый задумался. — Я, вишь, с топографами шарился, а сейчас откололся от них. Пока вышки в тайге ставили — еще ничего, кругом шестнадцать выходило, а таскать рейки — это мне не в жилу. Я это дело знаешь где видел… согласно колдоговору!
Валентин рассмеялся. В этом квадратном малом, несмотря на неуклюжую приблатненность, чувствовалось обаяние натуры здоровой и бесхитростной.
— У тебя документы-то есть? — спросил он. — Паспорт, трудовая книжка…
— Ну есть, — малый уставился настороженно. — Что дальше?
— А дальше вот что: если надумаешь, то слетай в Абчаду и зайди там в отдел кадров экспедиции. Пусть тебя оформят в Кавоктинскую партию.
— А ты кто такой?
— Я-то? — Валентин усмехнулся. — Я, брат, шибко большой бугор. Старший геолог партии… Так ты запомни — Кавоктинская, усек? Зовут-то тебя как?
— Юра Махонин…
— Вот так, Юра Махонин, надумаешь — приезжай, нам горняки нужны. Бывай здоров!
— Пока, — пробурчал Юра, усиленно размышляя о чем-то. — Может, и приеду…
Осторожно ступая босыми ногами, Валентин миновал узкий переулок, стиснутый с обеих сторон ветхими заборами, и по каменистому откосу спустился к некогда прославленному своими россыпями руслу Гирамдокана. Берег был гол, пустынен и — странное дело! — отчего-то дик, хотя вот он, одноименный поселок, прямо тут же, и слышно, как собаки побрехивают во дворах.
Метров на триста ниже по течению, там, где подступали к самой воде чугунного цвета скалы, виднелись искореженные металлические опоры со свисающими обрывками тросов — скорее всего, остатки подвесной дороги.
Высокие склоны противоположного борта долины когда-то, конечно, были покрыты лесом, а теперь там среди тоскливо-сизого разлива крупноглыбовых россыпей лишь кое-где торчали одинокие хилые деревца.
Все это, вместе с жестоко и как бы напоказ перекопанным аллювием>[3] русла, являло картину не то былых сражений с применением полевой артиллерии, не то акта бессмысленного вандализма, учиненного какими-то сказочными великанами.
Можно было сказать еще хуже, — подумал Валентин, — впечатление такое, словно здесь прошло стадо свиней с железными рылами, но ведь и сам я тоже — хочешь не хочешь — имею какое-то отношение к горнодобывающему делу. М-да… из всех элементов таблицы Менделеева золото обладает, должно быть, наиболее «колониалистским» характером — там, где речь идет о нем, потребительская сущность человека по отношению к природе выступает в наиболее, так сказать, чистом виде: пришел, добыл и ушел, оставив после себя разоренную, загаженную землю. Ну что это такое? Сейчас у нас тысяча девятьсот шестьдесят пятый год, и поселок стоит на Гирамдокане вот уже почти век, а отойти от него на сто метров — и хочется взвыть от запустения и какой-то обреченности и наколоть на себе большими буквами: «Нет в жизни прухи!» Действительно, что больше скажешь, когда тысячи людей десятилетиями гнули хребет на этих вот холодных берегах, дичали, спивались, харкали кровью, подыхали, как псы, — и все это ради того, чтобы какой-то миллионер, кто-то там последний из семейства здешних золотопромышленников, слюнявой развалиной доживал сейчас в далекой Америке свою никому не нужную жизнь. У долгой и жестокой эпопеи итог оказался гнуснейшим!
Валентин сплюнул на как бы доныне хранящий следы прошлого песок и принялся снимать куртку.
Как понятное продолжение раздражающих мыслей вспомнилось вдруг ночное происшествие, и тогда он пожалел, что не порасспросил Лиханова, когда тот давеча упомянул о «пошаливающей» зимовьюшке. Подумалось: а почему обязательно надо считать того старика плодом бредового полусна? В конце концов, притопавший за полночь дедок, пусть даже и с некоторым изъянцем в голове, явление отнюдь еще не сверхъестественное. Рассказывал же старый друг отца Лабазников о том, как он некогда ночевал один у костра в безлюдной Приамурской тайге и, проснувшись вдруг среди ночи, увидел по ту сторону огня голую женщину с копной вздыбленных волос; она некоторое время смотрела на геолога, потом, дико вскрикнув, бросилась прочь, в непроглядную лесную темень. «Вот тогда-то я, единственный раз в своей жизни, действительно испытал настоящий страх», — говорил Лабазников. А дело объяснилось потом довольно-таки просто: в селении километрах в двадцати от того места, где он заночевал, утонул ребенок; его мать, от горя повредившись умом, уже несколько дней скиталась по тайге; позже ее, конечно, изловили, отправили в больницу, и чем там завершилось дальше дело, Лабазников не знал. Валентин допускал, что нечто подобное могло быть и в случае с ним, но настораживало другое: многое из того, что наговорил старикан, было связано, пусть даже полярным образом, с кое-какими мыслями и соображениями самого Валентина. Стало быть, старичок — фантом, творение подкорки?.. Все это крайне подозрительно…
Главный герой «Долины бессмертников» поэт Олег Аюшеев, участвуя в раскопках древнего погребения, знакомится с погибшей культурой хуннов. Осмысливая ее и сопоставляя с современной культурой и жизнью, он задумывается о том, что значит для поэта родная земля, об участи народов, правители которых во имя суетных и корыстных целей ввергают сотни тысяч людей в пучину бед, кровопролитий.
В исторической повести «Ступени совершенства» рассказывается о великом древнеегипетском художнике Тутмосе, создателе знаменитого скульптурного портрета царицы Нефертити.
В далеком будущем наука Земли достигла небывалых высот. Ученым удалось создать сверхмощную вычислительную машину, названную ими Великим Мозгом. По замыслу создателей, Великий Мозг будет поддерживать постоянную связь с мозгом каждого человека – и мыслительные способности людей возрастут тысячекратно. Для рассмотрения этой идеи, которая названа проектом Единого Поля Разума, создается специальная Комиссия: сто один человек, специалисты в самых различных областях человеческой деятельности, должны взвесить все «за» и «против» и принять решение...
Владимир Митыпов — известный бурятский прозаик. Его творчество знакомо русскому читателю повестями «Ступени совершенства», «Зеленое безумие земли», «Приход больших обезьян» и другими произведениями.Роман «Инспектор Золотой тайги» посвящен борьбе за советскую власть на золотых приисках Бурятии. Ярко раскрывает в нем автор историю освоения золотых россыпей в дикой, далекой каторжной тайге.
Главная тема повести Владимира Митыпова – ответственность ученого перед человечеством за свои открытия.Эксперименты профессора Моллини увенчались полным успехом: ему удалось наделить горилл сверхмощным разумом и превратить их в неопитеков, в «живые вычислительные машины». Необычайные способности неопитеков сделали их чрезвычайно полезными для военного ведомства, но ни ученые, ни опьяненные грандиозными перспективами военные и представить себе не могли, к каким ужасающим последствиям приведет открытие Моллини.
Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.
В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.