Генрих V - [33]

Шрифт
Интервал

. В августе 1414 года процесс консультаций с Бургундией был продвинут еще на один шаг вперед в Ипре, когда английские посланники в присутствии самого герцога обсуждали военную помощь, которую он может оказать Генриху, и то, как эта помощь может быть оплачена. Более важным, однако, был тот факт, что вопрос о оммаже, который герцог Иоанн мог бы принести Генриху, уже обсуждавшийся в Лестере, теперь был поднят снова, как и признание притязаний Генриха на Аквитанию, которые, как было признано, восходят ко времени Эдуарда III[236]. Герцог Иоанн, по сути, вернулся к позиции, которую он и другие герцоги публично заняли, но были вынуждены отказаться от нее в соответствии с королевским указом в июле 1412 года[237].

1414 год был проведен Генрихом, в политических и военных приготовлениях. В январе он заключил перемирие сроком на десять лет с Бретанью, герцогством, моряки которого часто проявляли враждебность к английским торговцам и морякам. Такое соглашение не только стабилизировало бы английскую торговлю, но и помогло бы отколоть герцога Бретани от короля Франции в случае английского вторжения в эту страну. На восточной границе Франции Генрих продолжил свои дипломатические инициативы в июле 1414 года, назначив послов, включая сэра Уолтера Хангерфорда и Джона Уотертона, для заключения союза с германским королем (римским королем) Сигизмундом[238]. Вместе с его обращениями ко двору Арагона и активными переговорами с Бургундией, эти действия представляли собой попытку привлечь на свою сторону некоторых ближайших соседей Франции, если он решит напасть на эту страну.

Не последней проблемой Генриха в попытке создать эту широкую сеть отношений с другими европейскими правителями было то, насколько они могли быть готовы плясать под английскую дудку. Бретонцы оказались не самыми надежными союзниками, как и Сигизмунд. В случае с Бургундией историков всегда озадачивал вопрос: кто кем руководил? Герцог Иоанн был одним из самых важных французских аристократов своего времени: он был обязан этим положением своим кровным связям с королевским домом Франции. Следует также напомнить, что его борьба внутри Франции велась не против короля, несчастного Карла VI, а против тех герцогов, которые были его соперниками за власть в этой стране. Иоанн Бургундский был честолюбивым человеком, чья политика была продиктованы скорее желанием добиться контроля над французским правительством и властью, которое можно было бы использовать для увеличения богатства и статуса его собственного герцогства, чем чем-либо еще. Смог бы он, оказать искреннюю поддержку английскому королю в реализации его амбиций во Франции? Без слишком больших негативных последствий, в надежде на то, что он поможет реализовать ограниченные амбиции Генриха там и тем самым помешает ему развить другие в более широком масштабе, герцог Иоанн мог спокойно признать законность притязаний Генриха на Аквитанию, которая лежала далеко от его собственных земель на другой стороне Франции. Но если бы английские амбиции переросли в нечто большее, или если бы речь зашла о завоевании большей власти во Франции, то пределы помощи, которую герцог Иоанн мог оказать Генриху, должны были бы быть сильно ограничены.

Как и его предшественник, так и его преемник, Иоанн обнаружил, что в конфликте между королем Франции и его коллегой в Англии он должен был действовать с величайшей осторожностью. Француз с постоянно растущими интересами на границах королевства и даже за его пределами, многие из которых могли быть реализованы благодаря политике сотрудничества (например, торговли) с Англией, и в то же время француз, враждующий с другими людьми внутри страны по поводу осуществления власти в то время, когда сам король был не в состоянии ею распоряжаться, Иоанн столкнулся с трудной задачей уравновесить долг, честь и собственные интересы, не навлекая на себя беды. Считавшийся человеком, для которого удовлетворение личных амбиций стояло выше общественного блага, ненавидимый многими французами (он открыто признался в организации убийства герцога Людовика Орлеанского в Париже в 1407 году), недоверчиво относившимися к нему как к человеку, который призвал англичан во Францию, а англичанами — как к типичному французскому двурушнику, герцог Иоанн не мог поступить правильно[239]. Вступив в союз с Бургундией, позволил ли бы Генрих V водить себя за нос? Время покажет.

Тем временем, ведя переговоры с бургундцами и арманьяками, Генрих пытался добиться уступок от французов с помощью дипломатии. Переговоры с бургундцами продолжались в течение 1413 и 1414 годов. В то же время, используя перемирие, заключенное в начале 1414 года, как основу мира, он отправил Томаса Монтегю, графа Солсбери, вместе с епископами Ричардом Куртене Норвичским и Томасом Лэнгли Даремским на встречу с арманьякским руководством в Париже в июле 1414 года, целью которой было общее урегулирование между Англией и Францией. Английские требования опять же были как территориальными, так и финансовыми: уступка сюзеренитета над Нормандией, Туренью, Мэном, Анжу и старой Аквитанией, а также выплата оставшейся части выкупа короля за Иоанна — вопросы, которые они настаивали увязать с переговорами о королевском браке, которые французы хотели вести отдельно, не в последнюю очередь потому, что речь могла идти об очень большом приданом. Хотя предложения серьезно обсуждались, это посольство мало чего достигло, но в феврале 1415 года за ним последовало другое, состоящее из тех же двух епископов, секретаря Генриха, Ричарда Холма, и Томаса Бофорта, занявшего место графа Солсбери. Это явно должно было произвести впечатление на парижан, которые, должно быть, наслаждались прибытием 600 или около того англичан на лошадях, а также поединками и пиршествами, с которыми они были официально приняты


Рекомендуем почитать
Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Пастбищный фонд

«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».


Литературное Зауралье

В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.


Государи всея Руси: Иван III и Василий III. Первые публикации иностранцев о Русском государстве

К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.


Вся моя жизнь

Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.