Генрих Третий. Последний из Валуа - [98]

Генрих не был жестоким человеком. Глядя на лежащий у его ног огромный город, который отплатил ему несправедливостью за любовь, король сказал: «Как жаль разрушать и терять такой прекрасный город!»

Покарав самых злостных зачинщиков, король хотел дать Франции мир, которого не знало уже целое поколение.

В городе несколько недель царила паника. И если бы не присутствие некоторых военачальников, хотя бы тучного Майена, парижане давно бы уступили и открыли городские ворота королю. Но против капитуляции были священники и мадам де Монпансье. Каждый день священники запугивали людей страшной местью короля, каждый день прихожане набивались в храмы, моля Господа совершить чудо.

В этот момент была опубликована булла папы римского, которой убийца кардинала де Гиза отлучался от церкви. Это означало направить на короля месть фанатиков.

На Генриха отлучение произвело огромное впечатление. Король Наваррский, с которым он поделился своим настроением, ответил, что теперь не остается ничего иного, как победить.

К мадам де Монпансье 30 июля явился королевский посланец и объявил, что король считает ее причиной всех бед и что «ее поджарят живьем». Не теряя присутствия духа, Монпансье возразила, «что на огне кончают те, кто предается содомскому греху, как Генрих».

В доминиканском монастыре, что на улице Сен-Жак, жил тогда двадцатидвухлетний монах, в прошлом крестьянин. Имя его было Жак Клеман, но все звали его капитан Клеман из-за его пристрастия к военному искусству. Это был жестокий, упрямый, недалекий молодой человек, полный предрассудков. Его наставники, в первую очередь приор, давно убедили юношу, что Господь уготовил ему особую долю. Ему даже внушили, что он обладал даром становиться невидимым. Жак Клеман был тайным орудием Лиги.

Когда королевская армия стала подходить к Парижу, Жака заставили предаваться медитации в комнате, роспись на стенах которой была способна довести до мистического экстаза. Находясь постоянно в одиночестве в этой комнате, юноша дошел до такого внутреннего состояния, которое было необходимо его наставникам. Возможно, ему подмешивали в пищу гашиш.

И вот однажды, когда Жак находился в этом экзальтированном состоянии, ему было видение. Он увидел прекрасную женщину, саму мадам де Монпансье. Герцогиня сказала, что Господь выделил его среди всех и призвал спасти церковь и Францию, уничтожить тирана! Пусть он не опасается за свою жизнь. В тот день, когда он отправится в путь, Лига арестует заложников, которые будут своими головами отвечать за его жизнь. К тому же, как только не станет Валуа, вся королевская армия разбежится. И после этой великолепной победы Жак Клеман будет осыпан почестями, получит кардинальскую шапку, и имя его, неразрывно связанное с этой победой, всегда будет бессмертным…

После того как мадам де Монпансье ушла, юношу начали одолевать сомнения, но 31 июля были схвачены триста человек по обвинению в умеренности и брошены в тюрьму. Клеман понял, что герцогиня сдержала свое слово. Но если она не обманула в этом, значит, она была права и во всем остальном?

На следующее утро монах просит своего приора, чтобы тот отпустил его в Сен-Клу. Стараясь не задавать никаких вопросов, достойный человек разрешает юноше отправиться в путешествие и дает ему вместо пропуска несколько писем – одни подлинные, другие поддельные, – написанные роялистами, которые томятся в тюрьме.

И 1 августа на рассвете Жак Клеман отправляется в свой страшный путь. Он легко выходит за городские ворота, где попадает в руки людей короля. Они задерживают его и отправляют гонца к одному из государственных секретарей. Но тот, поглощенный другими заботами, не придает этому сообщению никакого значения и тут же забывает о нем – так решаются судьбы империй.

Спускалась ночь, когда Жак Клеман появился на передовых постах в Сен-Клу, выдавая себя за человека, у которого срочное послание к его величеству. Его проводят к Ла Геслю, генеральному прокурору, который проявляет поразительную наивность и нисколько не сомневается, что перед ним убежденный роялист.

Поскольку было слишко поздно, чтобы беспокоить короля, магистрат оказал гостеприимство монаху. Клеман поужинал с большим аппетитом, а потом заснул сном праведника.

На следующее утро два человека направились к дому месье де Гонди. Было еще довольно рано. Согласно обычаю, который сохранился вплоть до Людовика XV, король давал аудиенции в своих покоях, в домашнем платье. Его внимание привлек шум в соседней комнате. Королю доложили, что из Парижа пришел монах-якобинец, которого стража отказывается пропустить.

«Пусть войдет! – кричит Генрих. – Если ему откажут, меня станут обвинять, что я не выношу монахов!»

Жак Клеман вошел, преклонил колено. Он подал письма королю и испросил дозволения сказать ему несколько слов наедине. Взгляды их скрестились. Генрих видел перед собой горящие глаза, бледное юное лицо и белое облачение Ордена доминиканцев, которое когда-то так нравилось надевать самому королю во время процессий. А молодой человек смотрел на изможденное лицо Генриха Валуа, на его рано поседевшие волосы… Король жестом отпустил всех и остался наедине с убийцей.