Генрих Третий. Последний из Валуа - [56]

Данвиль 4 ноября обнародовал манифест, в котором потребовал от короля ввести свободу отправления протестантских культов и уволить всех итальянских советников короля. После чего он хладнокровно созывает в Монпелье Штаты Лангедока. Еще никогда ни один подданный не бросал королю такого вызова, за которым неизбежно следовала гражданская война.

Генрих ответил, предложив тем же Штатам собраться в Авиньоне. Выбор этого города означал для него опасное путешествие по мятежным областям страны, где восставшие контролировали все дороги, сжигали замки – страна возвращалась в Х-й век.

Желая избежать опасных столкновений, двор решает отправиться водным путем и спускается по Роне на двух кораблях, уставленных пушками. Единственным происшествием за все путешествие была потеря багажа королевы Наваррской.

Открывая заседание Штатов в церкви Шартрё в Виленёв-лез-Авиньон, Генрих произносит блистательную речь.

У него от природы был богатый дар красноречия: немногие ораторы того времени могли так, как он, подчинить себе аудиторию.

Увы! Четыре королевские армии, которым было поручено остановить мятежников, оказались не столь удачливы. Проведенная по всем правилам осада не заставила сдаться Ливрон, маленькую крепость, откуда гугеноты терроризировали все графство. Дофине был превращен в неприступную крепость, а Данвиль, чтобы еще больше досадить своему королю, развлекался, атакуя Сен-Жиль, что у самых стен Авиньона.

Эти унижения ожесточили Генриха. Всего за несколько недель судьба разрушила радужные надежды, которые он питал еще совсем недавно. Когда он выезжал из Кракова, впереди его ждали любовь, популярность, слава. Теперь возлюбленная его умерла, а подданные наносили ему оскорбление за оскорблением. Под бременем этих горьких размышлений он становился вялым, неразговорчивым, неврастеничным. Отец Оже еще раз попытался вернуть его к жизни во славу Божью.

В Авиньоне, папском городе, было много монахов. Откликнувшись на предложение иезуита, они подготовили в честь его величества грандиозный религиозный парад. Босоногие, распевая гимны, шли через весь город представители разных братств. Одни предвещали близящийся Судный день, другие, воскрешая практику XIV века, яростно хлестали себя бичами. Колокольный звон сопровождал эту апокалиптическую процессию.

Король был глубоко потрясен этим зрелищем. Его итальянская душа всегда живо откликалась на зрелища, где мистицизм сочетался с чувственностью. И он сам присоединяется к кающимся, полагая, что так ему удастся уйти от злого рока.

Близилось Рождество. Генрих, исполненный решимости показать всему миру, сколь крепка его вера, организует гигантскую процессию, в которой должен принять участие весь двор. Сам он идет впереди, с босыми ногами, подставив грудь ветру. Знатные дворяне, придворные дамы, суровые министры – все следовали за ним. Это длилось почти весь день. К вечеру странное неистовство овладело этой толпой, доведенной до экзальтации. Молодые дворяне, обнаженные до пояса, начинают до крови хлестать себя ремнями в приступе набожного мазохизма.

Потрясенная Франция видит своего короля во главе этой фантастической процессии… и не понимает.

Но благодаря этой затее страна по крайней мере избавилась от кардинала Лотарингского: этот достойный священнослужитель, в пятьдесят лет сохранивший такую же шелковистую кожу, как у его племянницы Марии Стюарт, стал подражать молодым людям, простудился и уже не оправился.

Смерть этого прелата, возглавлявшего партию Гизов, сильно облегчила отношения королевского дома с партией католиков. Екатерина Медичи, которая в течение последних пятнадцати лет боялась этого человека больше всех остальных, никак не могла поверить, что она от него освободилась. И по ночам заклятый враг являлся ей в кошмарных снах, увлекая королеву-мать за собой в царство теней…

Но религиозные процессии не принесли ни удачи лагерю сторонников короля, ни успокоения сердцу монарха. Перед ним замаячила новая угроза – угроза женитьбы, и мысль эта жестоко терзала его. Откладывать женитьбу больше было нельзя. Общественное мнение, и так не слишком благосклонное к Генриху, не могло смириться с его безбрачием, из-за которого герцог Алансонский продолжал оставаться наследником короны, что в будущем могло таить немало угроз. Значит, следовало принести себя в жертву и заменить Марию другой – спустя всего два месяца после ее смерти.

Генрих не мог с этим смириться. Перспектива разделить жизнь с надменной, требовательной принцессой, возможно, ревнивой, наполняла его ужасом. В какой-то момент он хотел решить эту проблему, женившись на сестре короля Наваррского, Екатерине де Бурбон, женщине сухой и суровой; острый ум был ее единственным привлекательным качеством. Королева-мать смертельно ненавидела детей Жанны д’Альбре, потому что предсказания говорили, что они сменят на троне династию Валуа. В крайнем случае, она предпочла бы свою собственную внучку, инфанту Исабелу, дочь Филиппа II и несчастной королевы Елизаветы, умершей в 1568 году, в возрасте 22 лет. Но король не желал даже разговаривать о невесте, которой исполнилось семь лет.