Генри и Катон - [101]

Он попытался отломать его, но это оказалось невозможным. В руках недоставало силы, от напрасных усилий раскалывалась и кружилась голова, и он прислонился лбом к стене. Потрогал пальцами место сочленения, чтобы определить, откручивается ли труба, но кончики пальцев потеряли чувствительность. Он стал раскачивать трубу, попробовал открутить, но не знал, в какую сторону поворачивать, чтобы не закрутить ее еще сильней. Ничего не видя, он понять этого не мог. Через несколько минут он оставил попытки и, измученный, вернулся к кровати, к отчаянию и страху смерти.

Сидя на кровати, нащупал брюки и надел их. Придумать, как закрепить их на поясе, ему не удалось, и пришлось бы снова снимать их, если бы он захотел встать и пойти. Сотню раз он обыскал пустые карманы, потом машинально скользнул пальцами вдоль брючин. Стал ощупывать манжеты, скопившуюся за ними пыль. И вдруг пальцы что-то нащупали, подцепили это что-то, ухватили. Спичка! Осторожно держа ее в одной руке, другой он быстро проверил манжеты. Больше спичек не было. Только одна. Но спичка. Удастся ли ее зажечь без коробка? Если да, то как использовать ее? Сохранить на всякий случай, если таковой представится, или зажечь сейчас, чтобы разрешить загадку трубы в туалете? Подумав, он снова встал и, очень осторожно держа спичку, снял брюки. Постоял, прислушиваясь, и пошел обратно к невидимой трубе, на сей раз задев ногой зловонное ведро. Определил местоположение перекрученной трубы и провел ладонью по стене сверху. Стена была невероятно гладкой, но наконец пальцы нашли слегка шероховатое место. Поколебавшись мгновение, он с бьющимся сердцем чиркнул спичкой.

Внезапная яркая вспышка резанула по глазам, он зажмурился и чуть не выронил спичку. Потом открыл и увидел сверхъестественную картину. Стена рядом с ним была темно-зеленого сияющего цвета, такого дивного, какого Катон в жизни не видел. Потом он понял, что стена была не однотонной, а покрыта странным узором, какой он видел до этого при свече Красавчика Джо, и неравномерно усеяна непонятными брызгами розоватых точек. Катон смотрел на внезапно представшую перед ним картину и — читал. На стене были грубо нацарапаны имена и даты: Джефф Митчел и число рядом. Томми Хикс, Питер «Волк». Числа. Еще числа: 15 июля 1942. 3.8.43.20 января 1940. 17 апреля 1944.11.4.41. Вся стена была покрыта именами и датами.

Спичка обожгла пальцы, и Катон выронил ее, но, пока она падала, он глянул вниз, увидел трубу и понял загадку, которую не могли разрешить его пальцы. Увидел гайку и мгновенно понял, в какую сторону она откручивается. На секунду прислонился к стене, тяжело дыша. Потом попытался отвернуть трубу. Та не под давалась. Он снова вернулся к кровати. Свет спички открыл ему по крайней мере еще две вещи. Его камера была частью старого, времен войны, бомбоубежища. Подобных подземных лабиринтов было множество под правительственными учреждениями и под зданиями бывших учреждений, исчезнувших во время войны. Он мог быть в любом месте Центрального Лондона, в каком-нибудь таком заблокированном и забытом пчелином соте. Он читал о таких местах. Свет помог разгадать и другую загадку: звука, так похожего на шум далекого бульдозера. Это был тихий стрекот сотен рыжеватых тараканов, чуть покрупней их родичей, поселившихся на кухне в Миссии. Он содрогнулся, вытянул руки, и ему казалось, что они повсюду: ползают по кровати, по его рубашке, голой руке.

Он не должен сдаваться, надо что-то предпринимать и пытаться спастись. Долг солдата, взятого в плен, пытаться бежать. Но это казалось таким безнадежным. Если он действительно в бомбоубежище, то труба, по которой он собирался стучать, никуда не вела, ни в соседний дом, ни в какое другое спасительное место. Он постарается открутить свое «орудие», просто чтобы не сидеть сложа руки. Но у него не было ни плана, ни шанса на освобождение, он был надежно схоронен под землей. Никто не хватится его, не бросится искать. Отец огорчится, что он пропал, но из гордости никогда не станет искать его, сочтя, что он вновь сбежал к своим «религиозным друзьям». Колетта будет тревожиться, но сделать ничего не сможет. А Генри? Пойдет ли после того письма в полицию? Нет. Поддастся ли на запугивание? Несомненно. Если бы он только не писал того письма, думал Катон, лежа во тьме. Позорно, ужасно, что он это сделал. Больше не стану ничего писать для этих людей. И того письма не написал бы, не будь в полубессознательном состоянии. Нельзя позволять им накачивать меня наркотиками.

Какое-то время (несколько часов?) назад Красавчик Джо принес еду. Он зашел лишь на секунду, поставил еду на стол и исчез, сверкнув фонарем. Вид у него был возбужденный, напряженный, нервный и не то злой, не то напуганный. Катон напрасно пытался разрешить эту загадку. Он ощупал принесенное: вода в картонном стаканчике, два ломтика хлеба и разваливающаяся рыба (сардина) на клочке бумаги. Он был очень голоден. Решил, что если в еду добавили наркотик, то в рыбу. Съел хлеб, выпил воду и с сожалением выбросил рыбу в ведро. Теперь он чувствовал себя слабым, голодным, но голова была ясная. Но какая ему польза от того, будет ли он способен соображать? Или в самом деле воображает, что, даже если хватит физических сил, он осмелится проскочить дверь, чтобы попасть в другие помещения, где его убьют, как убегающую крысу?