Гений - [9]
Онъ входилъ въ азартъ и начиналъ шагать по старому персидскому ковру, отъ одного его края до другого.
— Для этого нуженъ ансамбль, — продолжалъ онъ:- необходимо, чтобы всѣ силы исполнителей были равны, — чтобы всѣ роли, начиная отъ главной и до самой незначительной, игрались съ одинаковымъ талантомъ и пониманіемъ. А этого, по крайней мѣрѣ у насъ, въ Россіи, нельзя достигнуть. Нѣтъ ни одной труппы въ провинціи, — я уже не говорю о столицахъ, — которая могла бы хоть нѣсколько подходить къ ансамблю: Если найдется одинъ хорошій исполнитель, то рядомъ съ нимъ непремѣнно нѣсколько негодныхъ, которые не только не исполняютъ хорошо своихъ ролей, но портятъ игру хорошаго исполнителя… Вы видите, я одинъ, рядомъ со мною нѣту другихъ артистовъ и артистокъ. Между тѣмъ мнѣ гораздо легче, чѣмъ съ помощью цѣлой труппы, передать вамъ великое драматическое произведеніе во всей его красотѣ и блескѣ, передать такимъ образомъ, что если-бы творецъ этого произведенія присутствовалъ, — то пролилъ бы слезы восторга! Я одинъ, мнѣ никто не мѣшаетъ и, такъ какъ мое амплуа обширно, я могу одновременно исполнять нѣсколько ролей. И это будетъ вовсе не чтеніе драмы, а именно — ея исполненіе, настоящая игра!.. Конечно, окажется недостача въ нѣкоторой иллюзіи, но, быть можетъ, такая недостача очень скоро забудется. Заставлю ли я васъ забыть ее или нѣтъ — не знаю…
Онъ развелъ руками, скромно опустилъ глаза — и улыбнулся.
— Попро-обую!.. — протянулъ онъ.
Это было довольно неожиданно и почти вся зала слушала съ интересомъ…
Что же будетъ дальше?
А дальше было вотъ что. — Лидинъ-Славскій перемѣнилъ тонъ и остановился посреди ковра, снова принимая неестественную позу и опираясь на эфесъ шпаги.
— Для начала, — заговорилъ онъ:- для перваго опыта сценическаго конферанса я остановлюсь на произведеніи великаго Шиллера. Произведеніе это — «Донъ-Карлосъ, инфантъ испанскій». Находясь среди просвѣщенной публики, я увѣренъ, что всѣ зрители знакомы съ произведеніемъ великаго германскаго поэта…
По залѣ прошло нѣкоторое движеніе, изъ котораго, по крайней мѣрѣ для меня, явствовало, что большинство «просвѣщенной публики» съ произведеніемъ, великаго нѣмецкаго поэта совсѣмъ незнакомо.
— Да, вы всѣ знаете эту чудную драму и поэтому я не стану объ ней распространяться, не стану передавать содержаніе первыхъ двухъ актовъ. Я прямо приступаю къ третьему…
Кто-то громко зѣвнулъ въ заднихъ рядахъ. Кто-то шикнулъ.
— И такъ, дѣйствіе третье! — воскликнулъ Лидинъ-Славскій. — Передъ вами спальня короля. Свѣчи догораютъ на столѣ. Къ глубинѣ сцены молодые пажи сидя спятъ. Король сидитъ у стола, въ глубокомъ раздумьи…
Онъ оглянулся, и вдругъ замѣтилъ, что ни стола, ни стула нѣтъ. Онъ подбѣжалъ къ двери, крикнулъ: «Скорѣй столъ и стулъ!» — и вернулся.
Столъ и стулъ принесли, поставили на коверъ. Онъ сѣлъ и склонился къ столу «въ глубокомъ раздумьи».
— Передъ королемъ бумаги и медальонъ… — хрипло сказалъ онъ.
На столѣ ничего не было, но онъ не обратилъ на это вниманія. Голосъ его мгновенно измѣнился, сдѣлался совсѣмъ неестественнымъ, когда онъ началъ:
Онъ вдругъ поднялъ голову, провелъ по своему напудренному лбу рукою, поднялся со стула, наклонился впередъ всѣмъ длиннымъ корпусомъ — и сталъ какъ бы вглядываться.
Но вся его поза, выраженіе лица были таковы, что мнѣ, да я думаю и всей залѣ, показалось будто онъ нюхаетъ…
Онъ стремительно подошелъ къ одному изъ оконъ, ударилъ въ него рукою, половинка окна отворилась и передъ изумленными зрителями оказалось нѣсколько любопытныхъ физіономій лакеевъ и горничныхъ, размѣстившихся на балконѣ, у оконъ. Половина залы огласилась невольнымъ, неудержимымъ смѣхомъ. Мой взглядъ самъ собою остановился на Софи. Она сидѣла, блѣдная какъ полотно, совсѣмъ опустивъ голову, съ безсильно опушенными руками. Вдругъ она содрогнулась, выпрямилась, краска залила ея щеки. Она обернулась на своемъ креслѣ и окинула всю залу взглядомъ, полнымъ злобы и ненависти. Но это было мгновеніе. Вотъ краска снова сбѣжала съ ея щекъ, снова голова ея опустилась на грудь…
Между тѣмъ Лидинъ-Славскій, ничуть не смущаясь, продолжалъ свой «сценическій конферансъ».
Передъ королемъ появился Лерма, Лидинъ-Славскій весь съежился, состроилъ невозможно глупое лицо — и, заискивающимъ тономъ, съ дрожью въ голосѣ почти какъ-то просвистѣлъ:
Затѣмъ онъ, будто его дернули за веревочку, вдругъ выпрямился, принялъ горделивый видъ и прежнимъ голосомъ короля отвѣчалъ:
Веревочка дергалась, знаменитый артистъ превращался ежесекундно то въ Лерму, то въ короля. Затѣмъ онъ «создалъ» типъ герцога Альбы, причемъ такъ поводилъ оловянными глазами, раздувалъ ноздри и гримасничалъ, что становилось за него страшно — вотъ, вотъ, того и гляди, повредитъ себѣ какой-нибудь личной нервъ или мускулъ. Монахъ Доминго потребовалъ отъ него тоже большихъ усилій — онъ какъ-то крался, почти стлался по старому персидскому ковру, весь извивался, опять закатывалъ глаза и растягивалъ ротъ въ ядовитую усмѣшку. Но когда появился маркизъ Поза, — артистъ превзошелъ самъ себя. Онъ, очевидно, особенно подготовлялся къ этой роли, ухищряясь изобразить воплощеніе духовной красоты и благородства.
Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В третий том собрания сочинений вошел роман "Сергей Горбатов", открывающий эпопею "Хроника четырех поколений", состоящую из пяти книг. Герой романа Сергей Горбатов - российский дипломат, друг Павла I, работает во Франции, охваченной революцией 1789 года.
Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В седьмой том собрания сочинений вошел заключительный роман «Хроники четырех поколений» «Последние Горбатовы». Род Горбатовых распадается, потомки первого поколения под влиянием складывающейся в России обстановки постепенно вырождаются.
Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В шестой том собрания сочинений включен четвертый роман «Хроники четырех поколений» «Изгнанник», рассказывающий о жизни третьего поколения Горбатовых.
Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В пятый том собрания сочинений вошел роман «Старый дом» — третье произведение «Хроники четырех поколений». Читателю раскрываются картины нашествия французов на Москву в 1812 году, а также причастность молодых Горбатовых к декабрьскому восстанию.
Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В четвертый том собрания сочинений включен "Вольтерьянец" - второй роман из пятитомной эпопеи "Хроника четырех поколений". Главный герой Сергей Горбатов возвращается из Франции и Англии. выполнив дипломатические поручения, и оказывается вовлеченным в придворные интриги. Недруги называют его вольтерьянцем.
Всеволод Соловьев так и остался в тени своих более знаменитых отца (историка С. М. Соловьева) и младшего брата (философа и поэта Владимира Соловьева). Но скромное место исторического беллетриста в истории русской литературы за ним, безусловно, сохранится.Помимо исторических романов представляют интерес воспоминания.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.