Гений - [100]

Сказал мотору:

– Ага! – будто понял причину неисправности, и полез туда ковыряться.

Крамаренко еще постоял немного и уехал.

Прохор Игнатьевич давно жил на свете, давно занимал руководящие посты, хоть и не стремился на самый верх, и всегда Грежин был довольно самостоятельным поселком, учитывая покровительство молокозавода и кирпичного комбината, которые были предприятиями республиканского подчинения, то есть в каком-то смысле сами себе хозяева, и начальство ездило прямо туда, в поселок не заглядывая. И никогда он не ощущал такой, как в последнее время, назойливости государства, которое постоянно напоминало о себе: вы – наша часть, наше дело – ваше дело, поддержите меня, одобряйте меня, возвеличивайте меня, учитывая исторический момент, когда посторонние меня по недоразумению разлюбили, если любили вообще. Крамаренко не мог это точно сформулировать, он только чувствовал, что государство все настойчивее заглядывает в каждый дом, в каждый угол – из телевизора, из интернета, да еще то и дело наезжают какие-то представители, агитаторы, уполномоченные, и каждый всматривается тебе в глаза, словно проверяя, достаточный ли ты патриот, готов ли к трудностям и готовишь ли к ним население.

Нет, на пенсию, думал Крамаренко. Или в отставку по состоянию здоровья. Не дожидаясь, когда прибудет тот самый Сам, который должен прибыть.

Пусть другой встречает его хлебом-солью, решил Крамаренко, зная, что назавтра от его решения не останется и следа.

Он собирался уйти, но тут раздался звонок черного телефона.

Об этом звонке мы расскажем чуть позже.

Капитан Веня Вяхирев пытался предугадать, какие последствия будут у его вылазки. Разжалование? Изгнание из рядов МВД? А может, и вообще суд? Как не поворачивай, хорошего конца не предвидится. Впору податься к ополченцам. Там все просто: вот наша земля, а там враг. Без разночтений. Но, если всерьез зашла речь об автономии, то ополчение может быть создано и здесь. И это совсем новый поворот, и не придется платить по прежним долгам: война закрывает старые счета.

Ну, ну, чего это я себя войной уже пугаю? – спрашивал себя Веня.

Однако чувствовал, что не только не напуган, наоборот, будет войне рад – она его сразу и моментально оправдает. Я, дескать, не как сотрудник украинской милиции действовал, а уже как представитель самостоятельной силы. Вам не нравится? Давайте обсудим на поле боя.

Светлана тоже долго не могла заснуть, переживала за Геннадия, но чувствовала себя счастливой оттого, что у нее теперь есть такая настоящая тревога и такая настоящая печаль. Она не верила, что это может плохо кончиться. Завтра поговорит с Ростиславом, тот, конечно, человек темный, мутноватый, но, когда узнает, что местная власть за пустяк схватила члена его команды, обязательно примет меры – и даже рад будет возможности показать свою настоящую власть, потешить свою гордыню, которую Светлана сразу же в нем увидела. Что ж, и плохое иногда может пойти на пользу.

Огневолосая Рита Байбуда, прилегшая рядом с сыном и глядевшая, как он спит (никогда не могла на это досыта наглядеться), думала, как она будет выстраивать отношения с Ауговым. Может, зря ей показалось, что у человека были только физические намерения, может, он влюбился в нее? Неспроста ведь сразу же обратил на нее внимание, выделил, а потом оставил при себе. Обычно такие люди работу и легкие отношения с женщинами в одном месте стараются не сочетать, вспомнила Рита житейскую мудрость. А что он слишком уж нагло полез – кто знает, возможно, от стеснительности. Ее бывший Данила, оставивший ей это чудо, Захарку-красавца, тоже был страшно закомплексованный – и именно поэтому хам, забияка, драчун. Его наносное внешнее Рита готова была терпеть ради настоящего внутреннего, хорошего, но когда это внутреннее выглядывает все реже, когда его не видно неделями и месяцами – кто же выдержит?

Наталья и Валентина решили после нервного вечера успокоиться коньяком. Выпив, беседовали о том, как теряют совесть люди, если с ними ведешь себя по-человечески. Просто садятся на шею, делают что хотят, и хамят в глаза. И, что обидно, не понимают, что тут с утра до вечера стараешься для их же пользы! Никакой благодарности нет у людей.

И еще один человек не мог сомкнуть глаз в эту ночь – Олександр Остапович Колодяжный. Он уже доложил по начальству о задуманной операции, начальство посовещалось и одобрило, обещали прислать достаточное количество людей. Правда, при этом никто не собирался приехать лично. Значит, считают предстоящие действия хоть и необходимыми, но непредсказуемыми, боятся, что придется принимать экстремальные решения. Что ж, Колодяжный все возьмет на себя. Это его шанс, его Аркольский мост. Правда, поздновато совершать первые подвиги, но лучше поздно, чем никогда.

Но и его, четко мыслящего, все-таки томило, как и других, что-то неясное. И каждый из них, раскладывая все по полкам, видел: да, вроде бы все на месте, но чего-то не хватает. И непонятно, то ли оно было, но потеряно, то ли еще не появилось, но откуда эта странная убежденность, что оно должно здесь быть, если даже нет представления – что это?