Гений места, рождающий гениев. Петербург как социоприродный феномен - [25]
Сформировались многочисленные пригороды, которые не считаются «историческими», но застройка которых интересна не только в историко-культурном, но и в архитектурном и эстетическом смысле: Териоки, Вырица и многие другие.
На четвертом этапе, в 1930–1950-х годах, продолжалась традиционная застройка каменными сооружениями в стиле модерн и сталинского неоклассицизма, или сталинского ампира. Масштабы жилой застройки сравнительно невелики. Намного интенсивнее велась промышленная застройка, создание громадных предприятий – Электросилы, ЛОМО, Путиловского (Кировского) заводов.
Пятый этап, 1950–1980-е годы, – время возникновения многочисленных районов, застроенных в основном функциональными сооружениями разного назначения и многоквартирными жилыми домами. В это время возникло порядка 40 % территории современного города, застроенной промышленным способом. Это сооружения, в которых основные несущие конструкции выполнялись из металла и современных материалов, а не каменной кладкой.
«Исторический» Петербург, возникший на первых трех этапах, сохранился как ядро города. Созданное на четвертом этапе – попытка продолжения этого ядра… Она составила не более 15–20 % территории Петербурга.
Теперь вокруг исторического ядра вырос город, равный историческому по площади, а к 1970-м годам превзошедший историческую часть по населению. В этом новом городе сформировались новые городские урочища.
Возникли и новые, сопряженные с Петербургом города, застроенные тем же способом, а исторические города (Гатчина, Петродворец и другие) на удалении от исторического центра обзавелись окраинами, выполненными в том же стиле.
В городах-сателлитах тоже возникли новые урочища 2–5 порядков.
Шестой этап, начавшийся в 1990-е годы и продолжающийся до сих пор, трудно характеризовать – он далеко не закончен.
Новые городские урочища 5–6 порядков бывает трудно изучать еще и потому, что они не привлекают особого интереса и считаются менее важными. Притом, что огромный процент современного населения Санкт-Петербурга проживает именно в них.
Сегодня внутри охранной зоны ЮНЕСКО обитает порядка 750–800 тысяч человек. Не все историческое ядро города вошло в границы охраняемой зоны. Но и с учетом этого в историческом ядре Петербурга живет не более 1 млн человек.
Петербург изначально мыслился как город – символ новой эпохи. Трудно сказать, что вкладывал Петр I в понятие «новая эпоха». Петербург состоялся как символ петербургской эпохи в русской истории (1721–1917).
Но город, который мы знаем, создавался с 1769 года, тогда Екатерина II утвердила план регулярной застройки. Реализация этого плана определила планировку и архитектурный облик Петербурга – по крайней мере, его центральной части. Петербург строился и формировался добрые 200 лет. Три плана застройки города аккуратно сменяли друг друга. Но центральная часть Петербурга и сейчас выглядит такой, какой она была создана с 1769 года.
Если бы современный житель Санкт-Петербурга или хорошо знающий его приезжий перенеслись на машине времени в 1740-й или 1750 год, они бы не узнали города. Почти нет знакомых строений, а знакомые имеют другой облик. Даже Петропавловская крепость до перестройки 1830-х годов имела совершенно иной вид. Городские ансамбли организованы совсем непривычно; все площади и почти все улицы какие-то «не те».
А вот перенесясь в 1850-й, даже в 1840 год, наш современник обнаружил бы тот же самый, привычный город. Стоя возле Адмиралтейства или прогуливаясь по Дворцовой набережной, Пушкин и Гоголь наблюдали примерно ту же самую картину, что и мы с вами. Проводов для троллейбусов и фонарных столбов не было в тогдашнем Петербурге… Но были коновязи, вполне напоминавшие фонарные столбы. Единственный незнакомый элемент города составили бы плашкоутные, а не каменные мосты через Неву.
Таковы факты: Петербург, который мы знаем, реально начали строить с 1760-х годов и построили где-то к 1840-м. Примерно за 80 лет.
Примерно 60 % исторического Петербурга выстроили еще быстрее – с 1860-х по 1917 год. Это не императорский – это мещанский, интеллигентский, пролетарский Петербург. Это – памятник исторической России, но не ее аристократической части.
Улица Профессора Попова или набережная Каменного острова и сейчас почти точно такие же же, каковыми их видели их тот же Попов, Тимирязев, Вернадский, Бутлеров… Здания университета таковы, что очень легко представить себе – вот сейчас из-за угла вынырнет Менделеев…
А весь город в целом – памятник петербургского периода русской истории.
В сознании (и подсознании) людей оказались слишком прочно спаяны три весьма разных явления:
1. Петербург как знамя исторического периода (город отождествляется с эпохой);
2. Петербург как знамя культуры петербургского периода русской истории (город отождествляется с развитием культурного типа, который развивался не только в Петербурге);
3. Петербург как реально существующий город – однажды возникшее и существующее до сих пор, застроенное домами и населенное пространство.
Эти явления почти не различала русская эмиграция. Г. Иванов – едва ли не единственный человек этого круга, который любил Петербург до катаклизма. Но и для весьма равнодушного к этому городу В. Ходасевича; и для легкомысленной по молодости лет И. Одоевцевой; и для И. Куприна, чьей деятельной натуре ближе была теплая, динамичная южная Россия; и для космополита А. Вертинского – стоило им оказаться вне России, олицетворять ее стал именно Петербург.
Целых полвека эта информация была главной тайной СССР. Полвека советская пропаганда отрицала тот факт, что в 1939 году Сталин заключил с Гитлером не просто пакт о ненападении, а секретное соглашение о разделе Европы. До сих пор кремлевский официоз отказывается признать, что в развязывании Второй Мировой войны виноват не один, а оба агрессора и что этот сговор диктаторов, этот постыдный союз звезды со свастикой заслуживает осуждения международным трибуналом не меньше, чем военные преступления нацистов, а значит, скамье подсудимых в Нюрнберге следовало быть гораздо длиннее!Виктор Суворов первым неопровержимо доказал: без помощи Москвы Гитлер скорее всего вообще не пришел бы к власти.
Нет сегодня более запретной и опасной темы, чем пресловутый «еврейский вопрос». О евреях положено писать как о покойниках — либо хорошо, либо ничего. И не дай вам Бог нарушить любое из многочисленных табу, будь то еврейский нацизм, еврейский террор или мифы Холокоста, посмей отчаянный автор отозваться о «богоизбранном» народе как о любом другом, на общих основаниях, без славословий и умолчаний, без прикрас, — смельчака тут же обвинят в «антисемитизме», отлучат от «научного сообщества», а на «демократическом Западе» могут и посадить.
Нам со школьной скамьи внушают, что Петр Первый — лучший император в нашей истории: дескать, до него Россия была отсталой и дикой, а Петр Великий провел грандиозные преобразования, создал могучую Империю и непобедимую армию, утвердил в обществе новые нравы, радел о просвещении и т. д. и т. п. Но стоит отложить в сторону школьные учебники и проанализировать подлинные исторические источники, как мы обнаружим, что в допетровской России XVII века уже было все, что приписывается Петру: от картофеля и табака до первоклассного флота и передовой армии… На самом деле лютые реформы «царя-антихриста» (как прозвали его в народе) не создали, а погубили русский флот, привели к развалу экономики, невероятному хаосу в управлении и гибели миллионов людей.
Наверное, ни об одном народе не врут так, как о евреях. Юдофобы пугают народ страшными сказками о «еврейских кознях» и «жидомасонском заговоре». Юдофилы потчуют публику душещипательными историями о «богоизбранных» страдальцах, вечно обиженных и потому требующих к себе особого отношения.Это издание вызовет ярость и у тех, и у других. Эта сенсационная и скандальная книга никого не оставит равнодушным. Главный «возмутитель спокойствия», автор бестселлеров «Арийская Русь» и «Гражданская история безумной войны» уже поведал читателям «всю правду о русских».
Самая спорная и сенсационная книга года.Радикальный пересмотр истории не только Второй мировой войны, но и всего XX века.Свежий взгляд на величайшую трагедию от начала времён.Разоблачение лжи, на которой держится современный мир.В своей новой книге популярный историк, автор бестселлеров «Арийская Русь» и «Россия, которой не было» убедительно доказывает, что, вопреки официальной версии, написанной победителями, Вторая мировая на самом деле была Великой Гражданской войной. И в этой чудовищной бойне проиграла вся Европа — даже те страны, которые формально считаются одержавшими победу.
«После Второй Мировой войны никому нельзя быть расистом. Евреям — можно. Никому не запрещено сомневаться в том, что коммунисты убили в России десятки миллионов человек, — но за «отрицание Холокоста» во многих странах полагается тюремное заключение (и эти господа имеют наглость учить нас «свободе слова»!). Представьте, какой вой поднялся бы, посмей Россия выкрасть из Англии Березовского и предать его показательной казни! Но именно это израильтяне проделали с Эйхманом. Ирану нельзя нарушать соглашения о нераспространении ядерного оружия — Израилю можно.
В монографии осуществлен анализ роли и значения современной медиасреды в воспроизводстве и трансляции мифов о прошлом. Впервые комплексно исследованы основополагающие практики конструирования социальных мифов в современных масс-медиа и исследованы особенности и механизмы их воздействия на общественное сознание, масштаб их вляиния на коммеморативное пространство. Проведен контент-анализ содержания нарративов медиасреды на предмет функционирования в ней мифов различного смыслового наполнения. Выявлены философские основания конструктивного потенциала мифов о прошлом и оценены возможности их использования в политической сфере.
Водка — один из неофициальных символов России, напиток, без которого нас невозможно представить и еще сложнее понять. А еще это многомиллиардный и невероятно рентабельный бизнес. Где деньги — там кровь, власть, головокружительные взлеты и падения и, конечно же, тишина. Эта книга нарушает молчание вокруг сверхприбыльных активов и знакомых каждому торговых марок. Журналист Денис Пузырев проследил социальную, экономическую и политическую историю водки после распада СССР. Почему самая известная в мире водка — «Столичная» — уже не русская? Что стало с Владимиром Довганем? Как связаны Владислав Сурков, первый Майдан и «Путинка»? Удалось ли перекрыть поставки контрафактной водки при Путине? Как его ближайший друг подмял под себя рынок? Сколько людей полегло в битвах за спиртзаводы? «Новейшая история России в 14 бутылках водки» открывает глаза на события последних тридцати лет с неожиданной и будоражащей перспективы.
Книга о том, как всё — от живого существа до государства — приспосабливается к действительности и как эту действительность меняет. Автор показывает это на собственном примере, рассказывая об ощущениях россиянина в Болгарии. Книга получила премию на конкурсе Международного союза писателей имени Святых Кирилла и Мефодия «Славянское слово — 2017». Автор награжден медалью имени патриарха болгарской литературы Ивана Вазова.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Украинский национализм имеет достаточно продолжительную историю, начавшуюся задолго до распада СССР и, тем более, задолго до Евромайдана. Однако именно после националистического переворота в Киеве, когда крайне правые украинские националисты пришли к власти и развязали войну против собственного народа, фашистская сущность этих сил проявилась во всей полноте. Нашим современникам, уже подзабывшим историю украинских пособников гитлеровской Германии, сжигавших Хатынь и заваливших трупами женщин и детей многочисленные «бабьи яры», напомнили о ней добровольческие батальоны украинских фашистов.
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.