Гений - [5]

Дэй медленно поворачивает голову. Лицо у него пугающе побледнело.

— Что-то случилось.

С экранов исчезает портрет Президента, а вместо него появляется новое изображение. На нем — точная копия Президента, только гораздо моложе, ему едва ли за двадцать. Те же самые зеленые глаза и темные кудрявые волосы. Я мгновенно вспоминаю волнение, которое пережила, когда впервые увидела его на торжественном приеме. Анден Ставропулос, сын Президента.

Дэй прав. Случилось что-то серьезное.

Президент Республики умер.

Из громкоговорителей звучит незнакомый оптимистичный голос:

— Прежде чем продолжить присягу, мы должны проинструктировать всех солдат и граждан: портреты Президента в ваших домах подлежат замене. Новый портрет вы можете получить в местном отделении полиции. Инспекции с целью обеспечения сотрудничества граждан начнутся через две недели.

Голос сообщает предполагаемые результаты всенациональных выборов, но ни разу не заговаривает о смерти Президента. Или приходе к власти его сына.

Республика, не моргнув глазом, перешла к очередному Президенту, словно Анден и его отец — одно лицо. Голова кружится — я пытаюсь вспомнить, что рассказывали в школе о выборах. Президент всегда назначал преемника, а всенациональные выборы подтверждали его назначение. Неудивительно, что преемником стал Анден. Прежний Президент пришел к власти задолго до моего рождения и просидел в своем кресле не одно десятилетие. А теперь он умер. Мир изменился за несколько секунд.

Все на улице, как и я, и Дэй, понимают, что́ нужно делать. Мы словно по сигналу кланяемся портретам и произносим оставшиеся слова присяги, текст которой уже появился на экранах: «…нашему Президенту, нашим славным штатам, единству против Колоний, нашей неминуемой победе!» Мы повторяем это снова и снова, пока слова светятся на экране, никто не осмеливается замолчать. Я смотрю на солдат, стоящих вдоль улиц. Они крепко держат винтовки. Наконец, по прошествии, кажется, вечности, слова с информщита исчезают, и на нем появляются обычные новостные сюжеты. Мы все идем дальше, словно ничего не случилось.

И тут Дэй спотыкается. Теперь я чувствую его дрожь, и сердце у меня сжимается.

— Держись, — шепчу я.

К собственному удивлению, я чуть не произношу: «Держись, Метиас». Я пытаюсь подхватить Дэя, но тот соскальзывает вниз.

— Извини, — бормочет он.

На его лице выступили капельки пота, его веки от боли крепко сжались. Он подносит два пальца ко лбу. Стоп. Он не может идти.

Я кидаю безумный взгляд по сторонам. Слишком много солдат, а впереди еще долгий путь.

— Нет, ты должен, — твердо говорю я. — Держись. Ты сможешь.

Но на сей раз мои слова не имеют никакого действия: прежде чем я успеваю его подхватить, он падает: сначала на руки, а потом всем телом — на тротуар.

Дэй

Президент умер.

Подача в целом какая-то приглушенная. Люди предполагают, что смерть Президента будет сопровождаться каким-нибудь величественным похоронным маршем, паникой на улицах, национальным трауром, парадом, салютом. Грандиозный банкет, приспущенные флаги, белые знамена на всех зданиях. Что-нибудь такое шикарное. Но я прожил еще слишком мало и не видел смерти ни одного Президента. Если не считать выдвижения назначенного покойным наследника и имитации всенародных выборов, я ничего не знаю о том, как сменяются правители.

Вероятно, Республика делает вид, что ничего не случилось, и сразу перекидывается на следующего Президента. Помнится, я что-то такое читал в начальной школе. Когда приходит время нового Президента, страна напоминает народу, что нужно сосредотачиваться на позитиве. Траур порождает слабость и хаос. Двигаться вперед — другого не дано. Да. Правительство боится демонстрировать гражданам неуверенность.

Но у меня на размышления есть считаные секунды.

Мы едва заканчиваем новую присягу, как мою ногу пронзает боль. Меня скручивает пополам, и я падаю на здоровое колено. Два солдата поворачивают голову. Я смеюсь во всю мочь, делая вид, что слезы в глазах — от смеха. Джун мне подыгрывает, но я вижу страх на ее лице.

— Вставай! — взволнованно шепчет она.

Ослабшей рукой Джун обхватывает меня за талию, а я тянусь к другой ее руке. Люди на тротуаре обращают на нас внимание.

— Ты должен встать. Давай.

Я изо всех сил стараюсь сохранять на лице улыбку. Нужно сосредоточиться на Джун. Я пытаюсь встать, но снова падаю. Боль слишком пронзительна. Из глаз искры сыплются. Дыши, говорю я себе. Нельзя терять сознание посреди главной улицы Вегаса.

— В чем дело, солдат?

Перед нами, скрестив руки на груди, стоит молодой кареглазый капрал. Он, похоже, спешит, но явно не настолько, чтобы пройти мимо, не проверив нас. Он смотрит на меня, вскинув бровь.

— Ты здоров? Я смотрю, парень, ты бледен как смерть.

Я хочу крикнуть Джун: «Беги! Уноси отсюда ноги, пока есть время». Но она выручает меня, заговорив прежде:

— Вы должны простить его, сэр. Я никогда не видела, чтобы клиент Белладжио выпивал столько в один присест. — Она расстроенно покачивает головой и одной рукой отстраняет его. — Вам, пожалуй, лучше отойти. Думаю, его сейчас вырвет.

Я опять — в очередной раз — удивляюсь, как ловко она перевоплощается. Точно так же она провела меня на улицах Лейка.