Генеральские игры - [9]

Придерживая кастрюлю за ручки, Андрей оттолкнулся от распорки и бросился в окно вперед головой.

Зазвенело разбитое стекло.

Отвлекая внимание Пупка, те, кто стоял у двери, начали громко колотить в нее. Андрей, ворвавшийся в комнату через кухню, без труда скрутил несостоявшегося террориста.

— На кой тебе была нужна кастрюля? — спросил Николай, когда все было закончено.

— Ха! — Андрей говорил совершенно серьезно. — А если бы треснул шлем?

— И что?

— А то. Выплачивать за казенку, когда зарплату не дают по два месяца, я не намерен. Жена меня со света сживет.

Решение надеть на шлем кастрюлю было одним из немногих, принятых Андреем самостоятельно. Но когда в городской газете появился криминальный репортаж, в котором Андрея называли «инициативным и решительным бойцом», никто в группе антитеррора не возражал, Андрея уважали.

Прежде чем поехать к Праховым, Лунев отправился в городскую прокуратуру.

Учреждение, для которого в иных государствах строят здания, именуемые «дворцами правосудия», размещалось в ветхом кирпичном доме с выложенными на фронтоне цифрами «1905». Он был свидетелем русско-японской войны. Денег у города хватало только на то, чтобы подкрашивать раз в десять лет фасад, обновлять побелку в кабинетах. Словно для того, чтобы подчеркнуть нищету российского правосудия, а также показать, в чьих руках власть, коммерческая фирма «Восток трейдинг» вбухала в ремонт своего особняка несколько миллионов долларов. И теперь он стоял напротив прокуратуры, словно новая палехская шкатулка.

Лунева принял помощник городского прокурора Рудольф Николаевич Константинов. Молодой, но уже заметно лысеющий, он был одет подчеркнуто небрежно: вытертые джинсы, черная безрукавка с рекламным рисунком, ботинки, которых сапожная щетка не касалась по меньшей мере неделю. Вид представителя закона, сидевшего в служебном кабинете за казенным столом, покоробил Лунева, хотя, подумал он, может, честному юристу и не хватает денег на приличный костюм, а брать взятки он ещё не научился.

Константинов встретил посетителя с недовольным и утомленным лицом. О том, что Лунев — боец спецназа, он не знал, и это делало его ещё менее гостеприимным.

Помощник прокурора всегда считал, что служит закону и обществу в городском масштабе, а вовсе не отдельным гражданам. Посему его нервировало, когда настырные искатели правосудия пытались вторгаться в следствие. Тем не менее Константинов никогда не грубил: посетителя нетрудно отшить и вежливостью.

— Прошу понять меня, — говорил он, — мы живем в новых условиях, к которым, к сожалению, общество ещё не привыкло. Это в советские времена в городе убивали раз в неделю, не больше. И вся прокуратура, вся милиция становились на уши. Сейчас у нас на каждом следователе висит по пять-шесть дел об убийствах…

— Впечатляет.

Помощник прокурора угадал иронию и поджался.

— А вы бы шли в правоохранительные органы, помогли бы в борьбе с преступностью.

— Это мысль. Придется пойти. А пистолет мне дадут?

Доброжелательный тон Лунева успокоил служителя закона. Он не знал, что чем спокойнее Лунев выглядел внешне, тем сильнее кипела злость в его душе.

— Вы не переживайте, товарищ Лунев. Все пойдет своим чередом. Уже возбуждено уголовное дело. Назначен следователь…

Константинов говорил бесцветным, а точнее, казенным голосом. Он считал, что такая манера успокаивающе действует на посетителей, особенно если те пытаются возмущаться.

— Могу я с ним поговорить?

Константинов почесал затылок, потом пригладил волосы на лысеющей голове.

— В принципе — да. Но не сейчас. — Помощник прокурора перелистал страницы перекидного календаря. — Следователь Серков Владимир Эдуардович через два дня выходит из отпуска. Вернется и сразу займется делом Прахова.

— Разве это не потеря времени? Человека убили вчера, следствие начнется послезавтра. Уходит оперативность…

— А вот так и живем.

В голосе Константинова было столько горечи и уныния, что Лунев понял — ругаться нет смысла. Он обычный ишак, которого заставляют тащить груз, не спрашивая, сколько в состоянии выдержать его спина. Точно так же и самого Лунева в Чечне заставляли одним блокпостом держать участок долины шириной в три километра. И стоило боевикам просочиться стороной, начиналась выволочка: «Сержант! Ты допустил! Недоглядел. Спите вы там, дармоеды!» Хотя в штабе прекрасно знали об абсурдности претензий. С них ведь тоже таким же образом снимали стружку слой за слоем, чтобы не дремали, не спали, а шевелились, даже если на это нет сил.

Константинов пристально посмотрел на Лунева.

— Что, ваш приятель хороший человек был?

— Вместе воевали.

— Чеченец?

— Русский.

— Я не о том. Что он собою представляет?

Отвечать Лунев не захотел, хмуро спросил:

— Так мне что, самому начинать следствие?

Константинов заметно встревожился.

— Не надо частного сыска. Не надо. Свернете шею и нам следы запутаете. Вернется Серков, зайдите к нему. Расскажете, что сочтете нужным. Только, ради бога, без самодеятельности.

Лунев встал.

— Спасибо, я понял. Будьте здоровы.

Из прокуратуры он направился в микрорайон Светлореченский, где жила осиротевшая семья Прахова. От остановки автобуса двинулся пешком через пустырь вдоль оврага, поросшего кустами сирени, по тропинке, на которой убили Бориса.