Генеральская звезда - [41]

— Ты уверена?

— Да, я уверена. Думаю, оба мы испытываем вину за этот брак и оба усиленно подготавливаем его окончательное крушение. И знаешь, Гарри, боюсь показаться смешной, но вот такая, как есть, я, пожалуй, больше помогла Чарли в его карьере, чем помогла бы ему иная жена — ну, такая миленькая чистюля, такая аккуратненькая женушка-недотрога.

— Это как же так?

— В армии много молодых офицеров, хорошо справляющихся со своими обязанностями. Но если у одного из них жена потаскушка, а он все равно тянет лямку, о нем начинают отзываться с симпатией, сочувственно называют беднягой Чарли, оказывают всяческие поблажки. Наломает он где-нибудь дров — оправдание для него уже готово: «Позвольте, позвольте! Да как же ему не ошибаться? Вы знаете, каково быть женатым на Маргарет?»

— А теперь и ты пытаешься оправдать его, не так ли?

— А почему бы и нет? До сих пор я этого не делала. Ты, может, думаешь, что я тем самым пытаюсь произвести на тебя впечатление? Ты и в самом деле считаешь, что мне не безразлично твое мнение? Уж если хочешь знать, я веду себя так только потому, что боюсь ненароком поверить всему этому ажиотажу вокруг нашего героя. Раньше я себя так не вела.

— Что же будет дальше?

— Между мной и Чарли? Все зависит от него. Как только в его жизни происходит что-то большое и важное, я начинаю надеяться, что теперь он достаточно умен, или достаточно зрел, или достаточно стар, чтобы наконец-то принять какое-то решение о наших дальнейших отношениях. Я жду, что он посадит меня рядом, и мы обо всем поговорим. Но пока что он избегает разговора, отмалчивается, не хочет посмотреть правде в глаза. И все у нас идет по-старому. А ведь, возможно, мне было бы легче, если бы он отругал меня, даже стукнул. Может быть, я веду себя так, чтобы он вспомнил, что я тут, рядом. Как ребенок, который ведет себя плохо в надежде, что мать обратит на него внимание. Уж лучше выпороть, чем вовсе ее замечать.

— И ты думаешь, это решит... то, другое?

— Ты имеешь в виду постельные дела? Скорее всего, не решит. Я совсем не уверена, что он и дальше в минуты самой тесной нашей близости не будет думать об Элен. Разве я смогу когда-нибудь забыть о той первой нашей брачной ночи?

— Сомневаюсь.

Маргарет рассмеялась.

— Что с тобой?

— Вспомнила один анекдот... У офицерских жен анекдоты, знаешь ли, в большом ходу... Так вот, анекдот об одной супружеской чете. У мужа появляется желание, он уже начинает ласкать жену, а она и говорит ему: «Герман, только не сегодня. Я уже сегодня так устала, так устала, что и думать не могу о ком-то еще!» Смешно?

— Не слишком... Как ты считаешь, Чарли хороший офицер?

— По-моему, да. Он же заключил сделку.

— Сделку?

— Точнее говоря, сделку заключили за его спиной в день гибели его отца, во время первой мировой войны. Поступив в Вест-Пойнт, Чарли подтвердил факт сделки и теперь выполняет свои обязательства. Кто-кто, а я-то знаю это лучше, чем кто-либо другой.

— Да, но мне известно одно его качество, о котором ты ничего не знаешь, Маргарет. Он хороший вояка.

— А как же иначе? От того, кто хочет прослыть настоящим боевым офицером, армия всегда ожидает готовности умереть, как только потребует обстановка. Просто, не так ли? Хороший вояка — это тот, кто, если возникает такая обстановка, говорит: «В этом и состоит моя работа, и если меня убьют — очень жаль, но ничего не поделаешь, значит, так нужно». И к этому ничего не прибавишь, правда?

— Конечно. Профессиональный риск, если можно так выразиться.

— В этом суть вопроса. Офицер всегда должен быть готов умереть. Чарли не раз проявлял такую готовность. И не только проявлял — он сам искал смерти. По-моему, он считал, что для него это единственная возможность уплатить долг, взятый за него матерью, когда ему было девять лет.

— Но ты еще не видела его в боевой обстановке. Он был чертовски хорошим солдатом.

— Не сомневаюсь. Он из числа тех службистов, которые рассуждают так: «Я никогда не потребую от своих людей ничего такого, что не смогу сделать сам». Верно?

— Видишь ли... Можно смотреть на это и так.

— Но можно смотреть иначе, а именно: что, собственно, пытается доказать старший офицер, рассуждающий, как Чарли. Ведь в боевой обстановке командир полка и простой солдат — величины отнюдь не равнозначные. Убитого рядового могут заменить тысячи таких же безымянных и безликих рядовых, а для подготовки полковника нужно потратить лет двадцать. Величины, повторяю, совершенно несопоставимые, и тот полковник, который из каких-то донкихотских соображений рискует своей жизнью, просто кретин и абсолютно ничего таким риском не доказывает. Ты вот очень гордишься той вылазкой разведгруппы. Но разве Чарли поступил благоразумно, рискуя собой? Он и пользы никакой не мог принести группе, поскольку не был подготовлен для тех целей, с какими она отправлялась в расположение немцев. Злоупотребляя своим положением, он включил себя в группу, хотя не имел на то никакого права и в том не было никакой необходимости.

— И все же это требовало от него большого мужества.

— Вздор!

— Ты многого не понимаешь, Маргарет, а берешься судить. Вот пройдет еще полчаса, приземлится самолет, из него выйдет Чарли, и его до хрипоты будут приветствовать сто семьдесят миллионов человек.