Генеральская звезда - [40]

Месяцев через шесть после переезда в Форт-Онтарио я начала выпивать. Во второй половине дня я обычно играла в бридж с женами других офицеров, причем ни одна игра не обходилась без приличного возлияния. Чем дальше, тем чаще я стала прикладываться к бутылке. В гарнизоне частенько устраивались всякие вечера и вечеринки, где можно было хоть купаться в вине. Я пила по той же самой причине, по которой после нашей свадьбы пил Чарли: чтобы избежать реальности того, что нас ожидало в спальне. Однако стоило мне пристраститься к выпивке, как Чарли бросил пить — теперь у него не было в том необходимости.

Наша жизнь стала сплошным кошмаром. Однажды вечером я вернулась вместе с ним домой сильно пьяная, влетела в спальню, сорвала с себя одежду и крикнула:

— Ты муж мне или нет, будь проклят! Я хочу тебя!

Пожалуй, можно сказать, что в тот вечер я силой овладела им, но и об этом мы тоже никогда между собой не говорили. Так случалось еще раза два. Я чувствовала себя нежеланной, несчастной, обиженной, и это бесило меня. Наверно, и Чарли жилось не легче, но это меня не трогало. По совести говоря, я и не задумывалась над этим.

Вряд ли можно удивляться, что вскоре у меня появились случайные связи. Впервые я изменила Чарли с холостяком-офицером, только что переведенным в наш гарнизон. Произошло это на вечеринке. Я быстро напилась и, возвращаясь из туалетной комнаты, остановилась поговорить с ним. Уже через десять минут я поняла, что у него на уме. С отвращением к себе я обнаружила, что он действует на меня возбуждающе. Это не укрылось от него.

— Вам нравятся новые машины? — поинтересовался офицер.

— Еще бы!

— Я на прошлой неделе как раз купил новую. Хотите взглянуть? Она тут, около дома.

— С удовольствием.

Я знала, что Чарли меня не хватится. Обычно он находил меня прикорнувшей на чьей-нибудь постели, когда после вечеринки принимался искать свою жену.

Вместе с офицером я уселась в его машину...

Как видишь, это началось совсем просто, а потом стало повторяться все чаще и чаще. Правда, не так уж часто, чтобы вылиться в громкий скандал, но все же достаточно регулярно, чтобы дать пищу для сплетен о том, что переспать с женой лейтенанта Бронсона проще простого, если только найти правильный подход.

И об этом мы с Чарли тоже никогда не разговаривали.

Возможно, причиной всех несчастий был наш брак, но и об этом мы ни словом не обмолвились после той ночи у Ниагарских водопадов...

Ла-Гуардия. 1953

Некоторое время Маргарет сидела молча, уставившись на свои руки. Потом закурила, глубоко затянулась и медленно выпустила дым.

— И знаешь что, Гарри? — снова заговорила она.

— Ну, ну.

— Я впервые так разоткровенничалась. Даже самой странно. Я, правда, пыталась как-то открыться отцу, но... ничего не получилось.

— Почему?

— Он не захотел слушать. Постой, когда это было? Да, примерно через год после нашей свадьбы. Чарли уехал на маневры, а я решила побывать в Фоллвью, навестить родителей. Отец поинтересовался, как идут наши семейные дела. Обычный вопрос, так уж заведено. Отвечать можно все что угодно, правда никого не интересует. Но я решила — если расскажу все откровенно, поговорю по душам и встречу понимание — мне станет легче. Но... отец, собственно, и не выслушал меня до конца. Зато мне пришлось услышать кучу прописных истин. Дескать, брак — это постоянное взаимное угождение; угождать надо не только сегодня, но и завтра, и послезавтра, и всегда... Уступишь в одном — тебе уступят в другом. И так день за днем, год за годом... А потом люди приходят к выводу, что они все-таки совершенно чужие. Понимаешь, на это мне нечего было возразить.

— Почему же вдруг ты решила исповедаться мне?

— Откуда я знаю? Наверно, из тщеславия.

— Из тщеславия?

— Не иначе. Для меня-то ведь не секрет, какого ты обо мне мнения, вот и захотелось выложить все как на духу, оправдаться в твоих глазах. Но, может, ты прав. Может, я действительно выпила больше, чем надо, прикинулась этакой бедной сироткой, решила поплакаться тебе в жилетку.

— Но ты когда-нибудь пыталась усадить Чарли рядом с собой и поговорить с ним откровенно?

— А как же. Но Чарли просто не хочет говорить. Кстати, он не хочет говорить и о моем пристрастии к рюмке, и о моих изменах. Не хочет, и все тут! Я даже как-то добывала у врача и рассказала ему примерно то же, что и тебе, только в сокращенном варианте, без всяких там деликатных подробностей. Знаешь, что он ответил?

— Ну?

— Что и мое поклонение Бахусу, и мои шуры-муры — все это от сознания вины за противоестественный брак с любовником сестры.

— И ты согласна?

— В какой-то мере. Иногда я и сама так думаю. В нашу брачную ночь Элен была на уме не только у Чарли — она стояла перед глазами и у меня. Однако не я одна чувствовала себя виноватой.

— То есть?

— Чарли считал, что авария произошла не без его участия. Еще год, не меньше, после нашей свадьбы его по ночам мучили кошмары. Сдается мне, наш брак только отяготил его совесть. Я была сестрой Элен, постоянным живым напоминанием о ней. Не потому ли он никогда не заводил речи о моем пьянстве и моих любовных связях? По-видимому, он считает это карой небесной за гибель Элен.