Генеральша и её куклы - [2]

— Мне надо пройти на галерею, полить цветы.

— Надо тебе – иди, — отвечает хозяйка, уткнувшись в журнал.

Аннушке так и хочется съязвить, что надо‑то не мне, а вам, я для вас это делаю, а не для себя, но смолчит, конечно, потому что обижаться на хозяйку никак невозможно. Во–первых, она не привередливая, как бывают. Соседка, та уже пятерых сменила, и все ей не так убирают, ходит, по углам заглядывает, где пылинку увидит, сразу ругается. Аннушкина хозяйка всегда всем довольна, другой раз сама скажет:

— Да брось ты, хватит, тут и так чисто.

А во–вторых, она добрая, платит хорошо, к Новому году, ко дню рождения, к Пасхе, да и просто так – подарки, потом о чём ни попросишь – никогда не отказывает.

— Можно дочка к нам приедет погостить? – спрашивает Аннушка, а самой неудобно, вдруг хозяйка заругается, у них и так летом полон дом народу – своих и чужих, так ещё и Аннушкины.

— Конечно, можно, — говорит хозяйка.

— Та вы понимаете… она ж с подружкой хочет.

— Ну, пусть с подружкой, поместитесь там?

— Поместимся! Лишь бы вы разрешили.

— Да мне‑то что? – говорит хозяйка. – Пожалуйста.

Ей действительно – хоть бы что. Иногда Аннушка думает: почему люди не ценят то, что имеют, а мечтают о несбыточном. Ей интересно, мечтает ли хозяйка о чём‑нибудь, ведь у неё все есть, абсолютно все. Муж какой, а как любит! Дети хорошие, устроенные. Дом – не дом, а сказка. Сама красивая, умная. Ну, что ещё человеку надо? А между тем Аннушка слышала однажды, как хозяйка жаловалась кому‑то по телефону, говорила: сил нет, не могу больше. Аннушка потом долго думала и гадала, о чём это она могла говорить, и все старалась заглянуть хозяйке в лицо и увидеть какое‑то особенное выражение, но ничего так и не увидела, лицо было как всегда, немного задумчивое. Аннушке хозяйка улыбнулась, пошутила, передразнивая её хохляцкий говор:

— Мыешь?

(Аннушка мыла каменные ступеньки на входе в дом).

— Мыю, — разулыбалась Аннушка.

— Так дождь же прошёл.

— А! Того дождя… Помыю и чисто будет.

— Ну, добре, — говорит хозяйка, у которой, по её же рассказам, тоже есть украинские корни, может, поэтому она относится к Аннушке с особой симпатией.

Все‑таки хозяйка остаётся для неё загадкой. Счастлива она или нет? – думает Аннушка. И неужели всего того достатка и всей той любви, которой она окружена, мало для счастья, ну, пусть не для счастья, но для покоя? Хозяйка старше её на 9 лет. Она полнее и выше Аннушки, можно сказать, дороднее. Единственное, к чему хозяйка её не подпускает, это к кухне, правда, они мало едят дома, чуть что – в ресторан, а дома только ужин и завтрак. Утром овсяная каша, а вечером творог и кефир. Они оба – хозяин и хозяйка – озабочены своим весом, все хотят похудеть, но у них это плохо получается. Ясно, не получится, если по ресторанам ходить, думает про себя Аннушка.

А бывают дни, когда обедают дома, да ещё с гостями, тогда хозяйка готовит сама. Но если надо почистить молодую картошку, тёмную свёклу или рыбу, она зовёт Аннушку. Что ж сравнивать её грубые, потрескавшиеся руки с белыми, гладкими руками хозяйки! Готовит она вкусно, Аннушка так не умеет и всегда спрашивает:

— А как вы тот салат делали, тако–о–ой вкусный! Вы что дали – Костя сразу съел, я только попробовать успела.

Хозяйка смеётся:

— Ты ж всё равно не станешь это делать, там авокадо, креветки…

— Борони Бог! Я и не знаю, шо цэ такэ, «вокадо»…

Все она знает, любит попридуриваться.

Ещё Аннушка любит, когда хозяева собираются в гости, и хозяйка надевает одно из своих вечерних платьев, красиво причёсывает голову (и дал же Бог такие густые и пышные волосы, а у Аннушки жидкий пучок на макушке, перетянутый резинкой), встаёт на высокие каблуки, делающие её ещё более статной, даже величественной.

— Красавица вы моя! – суетится вокруг неё Аннушка. – Вы там будете самая красивая!

— Где там?

— Ну там, куда вы идёте, — Аннушка не имеет привычки лезть не в свои дела, но хозяйка часто сама сообщает ей о своих планах и передвижениях.

— Аннушка, мы едем за границу, на месяц.

— Счастли–и–ивые! – радуется Аннушка.

— Ты думаешь? – усмехается хозяйка.

— А чего нет? Борони Бог, шоб всё было хорошо.

— Спасибо, дорогая. Что тебе привезти?

— О–о–о! Мне ничего не надо! Шо привезёте, то и хорошо. Вы мне в прошлый раз, из Финляндии или откуда, такой хороший крем привозили, такой хороший! Уже кончился.

— Так возьми у меня в спальне, на трильяже, там точно такой стоит.

— А вам не надо его?

— Возьми, возьми.

Как не любить Аннушке свою хозяйку!

Все её зовут по–разному: муж и сестры – Русей, Мирусей, чужие – кто Мирой, а кто – Славой. Аннушка себе такого не позволяет, она называет хозяйку по имени–отчеству – Мирослава Васильевна. Единственное, что она может себе иногда позволить, это сказать просто «Васильевна». И то, лишь тогда, когда хозяйка сама подаст ей знак, скажет, к примеру:

— Ивановна! Ты не хочешь на рыночек пробежаться, лучку подкупить?

(Она обо всём так говорит: лучок, капустка, мяско…).

Если она скажет так – «Ивановна», тогда и Аннушка отзывается:

— Хорошо, Васильевна, счас сбегаю!

И обе засмеются, довольные друг другом. Это значит, что у хозяйки совсем хорошее настроение. В такие минуты Аннушка (Анна Ивановна) готова куда угодно бежать и что угодно нести. Хозяйку она понимает с полуслова. «Рыночек» означает у неё не тот, большой, центральный рынок (туда хозяева сами ездят), а маленький, «бабский», рядом с мини–маркетом, куда окрестные женщины выносят свою редиску, зелень, морковку. Но бывает так, что не успеет Аннушка с близлежащего рыночка обернуться, а у хозяйки уже совсем другое настроение – хмурое, раздражённое. И Аннушка гадает, кто это успел его испортить за те двадцать минут, которые она отсутствовала, вроде и дома никого нет, а может, позвонил кто. В таких случаях лучше хозяйку ни о чём не спрашивать, а молча поставить пакет с луком или с чем там ещё и уйти к себе. А если не заметишь сразу, что у неё настроение переменилось, и полезешь со своими разговорами, мол, вы представляете, почём лук уже продают, она может и оборвать, скажет: